Избранное - [18]

— Говорят, что скоро все позапрещают, в бога душу!

Скоро всех к чертям собачьим запретят.

Словно мухи тут и там, ходят слухи по домам,

А беззубые старухи их разносят по умам.

И поют друг другу шёпотом ли, в крик ли.

Слух дурной всегда звучит в устах кликуш.

А к хорошим слухам люди не привыкли, почему-то

Говорят, что это выдумки и чушь.

Словно мухи тут и там, ходят слухи по домам,

А беззубые старухи их разносят по умам.

Закалённые во многих заварухах,

Слухи ширятся, не ведая преград.

Ходят сплетни, что не будет больше слухов совершенно,

Ходят слухи, будто сплетни запретят.

Но… словно мухи тут и там, ходят слухи по домам,

А беззубые старухи их разносят по умам.

[1969]

* * *

Нет меня, я покинул Расею!

Мои девочки ходят в соплях.

Я теперь свои семечки сею

На чужих Елисейских полях.

Кто-то вякнул в трамвае на Пресне:

«Нет его, умотал наконец!

Вот и пусть свои чуждые песни

Пишет там про Версальский дворец!»

Слышу сзади обмен новостями:

«Да не тот, тот уехал — спроси…»

«Ах не тот?»— и толкают локтями,

И сидят на коленях в такси.

А с которым сидел в Магадане,—

Мой дружок по гражданской войне, —

Говорит, что пишу ему: «Ваня,

Я в Париже. Давай, брат, ко мне!»

Я уже попросился обратно,

Унижался, юлил, умолял…

Ерунда! Не вернусь, вероятно,

Потому что и не уезжал.

Кто поверил — тому по подарку,

Чтоб хороший конец, как в кино, —

Забирай Триумфальную арку!

Налетай на заводы Рено!

Я смеюсь, умираю от смеха.

Как поверили этому бреду?

Не волнуйтесь — я не уехал.

И не надейтесь — я не уеду!

[1970]

ПОСЕЩЕНИЕ МУЗЫ

Сейчас взорвусь, как триста тонн тротила, —

Во мне заряд нетворческого зла.

Меня сегодня Муза посетила,

Немного посидела и ушла.

У ней имелись веские причины,

Я не имею права на нытьё.

Представьте — Муза ночью у мужчины!

Бог весть, что люди скажут про неё.

И всё же мне досадно, одиноко.

Ведь эта Муза, люди подтвердят, Засиживалась сутками у Блока,

У Бальмонта жила не выходя.

Я бросился к столу — весь нетерпенье,

Но… господи, помилуй и спаси!

Она ушла — исчезло вдохновенье

И три рубля, наверно, на такси.

Я в бешенстве — мечусь как зверь по дому.

Но бог с ней, с Музой, я её простил.

Она ушла к кому-нибудь другому,

Я, видно, её плохо угостил.

Огромный торт, утыканный свечами,

Засох от горя, да и я иссяк.

С соседями я допил, сволочами,

Для Музы предназначенный коньяк.

Ушли года, как люди в чёрном списке.

Всё в прошлом — я зеваю от тоски.

Она ушла безмолвно, по-английски,

Но от неё остались две строки.

Вот две строки, — я гений, прочь сомненья!

Даёшь восторги, лавры и цветы:

«Я помню это чудное мгновенье,

Когда передо мной явилась ты».

[1969]

* * *

В жёлтой жаркой Африке —

В центральной её части —

Как-то вдруг вне графика

Случилося несчастье,

Слон сказал, не разобрав:

— Видно, быть потопу!..—

В общем, так: один Жираф

Влюбился в Антилопу.

Поднялся галдёж и лай,

Только старый Попугай

Громко крикнул из ветвей:

— Жираф большой — ему видней!

— Что же, что рога у ней? —

Кричал Жираф любовно. —

Нынче в нашей фауне

Равны все пороговно!

Если вся моя родня

Будет ей не рада,—

Не пеняйте на меня —

Я уйду из стада!

Поднялся галдёж и лай,

Только старый Попугай

Громко крикнул из ветвей:

— Жираф большой — ему видней!

Папе антилопьему

Зачем такого сына?

Всё равно — что в лоб ему,

Что по лбу — всё едино.

И жирафов зять брюзжит: —

Видали остолопа? —

И ушли к бизонам жить

С Жирафом Антилопа.

Поднялся галдеж и лай,

Только старый Попугай

Громко крикнул из ветвей:

— Жираф большой — ему видней!

В желтой жаркой Африке

Не видать идиллий.

Льют Жираф с Жирафихой

Слёзы крокодильи.

Только горю не помочь —

Нет теперь закона.

У Жирафов вышла дочь

Замуж за Бизона.

Пусть Жираф был неправ,

Но виновен не Жираф,

А тот, кто крикнул из ветвей:

— Жираф большой — ему видней!

[1969]

ПОЕЗДКА В ГОРОД

Я самый непьющий из всех мужиков,

Во мне есть моральная сила.

И наша семья большинством голосов,

Снабдив меня списком на восемь листов,

В столицу меня снарядила,

Чтобы я привез снохе С ейным мужем по дохе,

Чтобы брату с бабой — кофе растворимый,

Двум невесткам по ковру,

Зятю черную икру,

Тестю — что-нибудь армянского разлива.

Я ранен, контужен, я малость боюсь

Забыть, что кому по порядку.

Я список вещей заучил наизусть,

А деньги зашил за подкладку

Значит, брату — две дохи,

Сестрин муж, — ему духи,

Тесть сказал: — Давай бери что попадется! —

Двум невесткам по ковру,

Зятю беличью икру,

Куму водки литра два, — пускай зальется.

Я тыкался в спины, блуждал по ногам,

Шел грудью к плащам и рубахам.

Чтоб список вещей не достался врагам,

Его проглотил я без страха.

Помню, шубу просит брат,

Куму с бабой — все подряд,

Тестю — водки ереванского разлива,

Двум невесткам взять махру,

Зятю заячью нору,

А сестре — плевать чего, но чтоб красиво.

Да что ж мне, пустым возвращаться назад? Но вот я набрел на товары.

— Какая валюта у вас? — говорят.

— Не бойсь, — говорю, — не доллары.

Растворимой мне махры,

Зять подохнет без икры,

Тестю, мол, даешь духи для опохмелки,

Двум невесткам — все равно,

Мужу сестрину — вино,

Ну, а мне — вот это желтое в тарелке.

Не помню про фунты, про стерлинги слов,

Сраженный ужасной догадкой.

Зачем я тогда проливал свою кровь,

Зачем ел тот список на восемь листов,

Зачем мне рубли за подкладкой?

Все же надо взять доху,