Избранное. Том первый - [184]
Не раз видывал эту «благодать» Ремез в северном море. Волны чёрные ревут, катятся, грозясь раздавить, и неуютный берег чёрный добра не сулит. На гребень вскинет – сердце проваливается. Будто косатка лодьёй играет. Подплыла снизу, выгнулась и – переломилось судёнышко. Переломилось – нет мореходов. Одни валы чёрными драконами ходят, ревут, гневаются, и небо студёное, бусое, и вода студёна... Помяни меня, матушка!
А Михайле славно! Какая бесстрашная душа в нём жила! Великая душа, любопытная! Перебелить его скаску и сохранить для правнуков.
– Остатние листы где? – спросил Домну, дочитав последнюю строчку.
– Боле нету, – уловив гнев в его голосе, встревожилась Домна.
– Сколь привёз Афанасий, столь сохранила.
– Знала ли, что писаны рукой Ганина, учителя моего?
– Сёмушка, я токмо печатные буквы чту, ежели оне твоего ногтя не мене.
– Не мене! – загремел на неё Ремез, и сам же себя остановил: бабу-то в чём винить. Ладно, хоть эти листы нашла. Ладно, хоть они сохранились. Надо бы всех бывальцев скаски собрать и хранить их, как книги священные. Будь я купцом... собрал бы всех тоболян записи, камору построил для них. И хранил века... По всему белу свету хаживали... имена их славные, их пометы – всё, всё пропадёт безвозвратно. Сохранить всё бы это! Надобно сохранить!
– Ну, воронье крыло... – грубо и жестоко обидел Домну, стлавшуюся перед ним.
«Чем не угодила?» – гадала она. Меж бровей горькая пролегла складочка.
Ремез и не заметил её смятения, и, чуть притянув к себе, продолжал:
– Можешь доброе дело сделать... вместе с калмыком...
– Для тебя, Сёмушка, всё сделаю! Лютую смерть приму, ежели велишь...
– Живи. И сделай не ради меня, а ради Тобольска и тоболян ушедших, и в назидание живым... Это вот, – Ремез ласково, как ребёнка, огладил шершавые листы, – и ещё многие скаски и летописи, карты и чертежи – все прочие раритеты, кажись, так учёный люд выражается... Ну так аль не так, – всё это сохранить надобно. А чтоб сохранить – перед тем собрать воедино... Не разоритесь с калмыком, ежели домик небольшой для всего построите. Останется всё это в назидание потомкам, и тем, кто знать пожелает о тоболянах славных...
– Ежели о тебе – свой дом благословлю под хранилище...
– Я мало чем славен пока... Но и моё имя будет не из последних. Теперь вина дай... Помянем Михайлу!
Помянув, снова отстранил женщину, взял уголь и по столешнице, добела выскобленной, поползла змея двухвостая. Там, где хвосты срастаются, – холм вырос. На нём дымы и дома. Над обрывом стена высокая, к ней ещё две припали, по углам – башни, башни с крестом.
«Тут Тобол обок с Иртышом идёт – узнавала Домна. – А вот ограды такой не видывала. Нету такой в Тобольске. Лучше бы избу мою нарисовал».
Не нарисовал. Рука обратно скользнула. И там, где Тобол выгнулся, к самому городу приник, замерла, задумалась.
«Видно, у него и руки иной головы поумней!» – отметила Домна. Всё в этом жёстком, порою жестоком мужике было ей по сердцу. Но и то правда: никогда раньше не доводилось ей видывать думающие руки. У Сёмушки рука думает. Ду-умае-ает! Вот поднялась, вот глыбою над холмом, над Тобольском – сейчас обрушится! Домна суеверно съёжилась: рука-то над городом нависла, над засыпающими сейчас тоболянами: сорвавшейся с неба огромною глыбой рухнет, придавит...
Не рухнула, опустилась спокойно, уверенно повела новый рисунок: ещё стена потянулась, ворота высокие, арка каменная...
Крошится уголь, и чёрная пыль осыпается, как чёрный снег на рисованные башни...
Здесь вот, на бугре, над обрывом, неприступная крепость будет... Но почему же обязательно крепость? Она грозит врагам, отпугивает. Кремль же, детинец заветный, взор радовать должен... Да ведь и он не поддастся. Монастыри древние, те же Соловки, и лепы и неприступны.
– Так-то, – заключил Ремез и погладил её литое плечо. Домна заулыбалась, подняла его жилистую руку, приложила к губам. Он понял, прижал горячую ладонь к её смуглой щеке.
- Завтра нащёт хранилища-то ступай к Балакаю. С тобой он скорей согласится – прижимист. А я к воеводе толкнусь. Говорить стану про детинец... Каждую его башню наизусть вижу...
«Башня... Мне живого бы детинца... Твою кровинушку... Уж я бы его нежила, уж я бы его холила...»
Ремез слепо, непонимающе смотрел в её повлажневшие глаза. И вдруг неожиданно диковато усмехнулся:
– А теперь пить! – Пить до упаду... Ну!
Пили. И пели. За столиком и уснули... И снился Домне младенец розовый, мягкий, ласковый, с пузырями на алых губёшках. Тетешкала его, целовала, кормила грудью.
Ремезу снился кремль сибирский, и, просыпаясь на минуту, он рисовал видение чудное на столешне, вытерев рукавом опивки.
Проснулись от грохота. Над крышей вселенная разрывалась. Бог ли, другой ли, столь же могучий, кто-то сокрушал её молотом. Куски с громом отваливались, казалось, вот-вот проломят крышу. Землю, видно, уж проломили, и под ногами хлюпала вода.
– Сёмушка, то-онем! – с хохотом вскричала Домна и стала трясти Ремеза. Вода стремительно прибывала и доставала ей до колена.
– А?
– Тонем, говорю! Наводнение, что ль? Не ведаю.
– Тонем? Так, – он поднял голову, кивнул и снова упёрся лбом в расчерченную столешницу.
В новом романе тюменский писатель Зот Тоболкин знакомит нас с Сибирью начала XVIII столетия, когда была она не столько кладовой несметных природных богатств, сколько местом ссылок для опальных граждан России. Главные герои романа — люди отважные в помыслах своих и стойкие к превратностям судьбы в поисках свободы и счастья.
В сборник драматических произведений советского писателя Зота Тоболкина вошли семь его пьес: трагедия «Баня по-черному», поставленная многими театрами, драмы: «Журавли», «Верую!», «Жил-был Кузьма», «Подсолнух», драматическая поэма «Песня Сольвейг» и новая его пьеса «Про Татьяну». Так же, как в своих романах и повестях, писатель обращается в пьесах к сложнейшим нравственным проблемам современности. Основные его герои — это поборники добра и справедливости. Пьесы утверждают высокую нравственность советских людей, их ответственность перед социалистическим обществом.
За долгие годы жизни в литературе Зотом Корниловичем Тоболкиным, известным сибирским, а точнее, русским писателем созданы и изданы многие произведения в жанрах прозы, драматургии, публицистики. Особенно дорог сердцу автора роман «Припади к земле», начатый им в студенческие годы, оконченный много позже. В романе заложены начала будущих его вещей: любовь к родной земле, к родному народу. Он глубинный патриот, не объявляющий громогласно об этом на каждом перекрёстке, не девальвирующий святое понятие. В Московском издательстве «Искусство» издан его сборник «Пьесы, со спектаклем по пьесе Зота Тоболкина «Песня Сольвейг» театр «Кармен» гастролировал в Японии.
Новая книга Зота Тоболкина посвящена людям трудового подвига, первооткрывателям нефти, буровикам, рабочим севера Сибири. Писатель ставит важные нравственно-этические проблемы, размышляет о соответствии человека с его духовным миром той высокой задаче, которую он решает.
ББК 84.445 Д87 Дышленко Б.И. Контуры и силуэты. — СПб.: Издательство ДЕАН, 2002. — 256 с. «…и всеобщая паника, сметающая ряды театральных кресел, и красный луч лазерного прицела, разрезающий фиолетовый пар, и паника на площади, в завихрении вокруг гранитного столба, и воздетые руки пророков над обезумевшей от страха толпой, разинутые в беззвучном крике рты искаженных ужасом лиц, и кровь и мигалки патрульных машин, говорящее что-то лицо комментатора, темные медленно шевелящиеся клубки, рвущихся в улицы, топчущих друг друга людей, и общий план через резкий крест черного ангела на бурлящую площадь, рассеченную бледными молниями трассирующих очередей.» ISBN 5-93630-142-7 © Дышленко Б.И., 2002 © Издательство ДЕАН, 2002.
Вам знакомо выражение «Учёные выяснили»? И это вовсе не смешно! Они действительно постоянно выясняют и открывают, да такое, что диву даёшься. Вот и в этой книге описано одно из грандиозных открытий видного белорусского учёного Валентина Валентиновича: его истоки и невероятные последствия, оказавшие влияние на весь наш жизненный уклад. Как всё начиналось и к чему всё пришло. Чего мы вообще хотим?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга для читателя, который возможно слегка утомился от книг о троллях, маньяках, супергероях и прочих существах, плавно перекочевавших из детской литературы во взрослую. Для тех, кто хочет, возможно, просто прочитать о людях, которые живут рядом, и они, ни с того ни с сего, просто, упс, и нормальные. Простая ироничная история о любви не очень талантливого художника и журналистки. История, в которой мало что изменилось со времен «Анны Карениной».
Проблематика в обозначении времени вынесена в заглавие-парадокс. Это необычное использование словосочетания — день не тянется, он вобрал в себя целых 10 лет, за день с героем успевают произойти самые насыщенные события, несмотря на их кажущуюся обыденность. Атрибутика несвободы — лишь в окружающих преградах (колючая проволока, камеры, плац), на самом же деле — герой Николай свободен (в мыслях, погружениях в иллюзорный мир). Мысли — самый первый и самый главный рычаг в достижении цели!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.