Избранное. Том 1 - [108]

— Разреши мне, брат, идти готовиться, — сказал Шамансур.

Глава двенадцатая

Ма Чжунин, узнав, что войска Ходжанияза заняли оборону у Чокан-яра, решил, не давая врагу передышки, атаковать внезапно и выступил немедленно. Генерала Ма Шимина с пехотными частями он направил «прямо в лоб» — по новой Кашгарской дороге, кавалерийскую бригаду Ма Хусяна — за западные холмы, на правый фланг, полк Бэйда, пройдя после Маралбаши к востоку, через заросли кустарника, должен был занять позиции на левом фланге. Сам командующий в сопровождении частей охраны на пятнадцати автомашинах двинулся бок о бок с Ма Шимином. Ма Чжунин по числу солдат и по уровню их подготовки был сильнее Ходжанияза. Хорошо зная о своем превосходстве, он и разработал план предстоящего сражения. Но Из памяти Ма Чжунина не мог изгладиться сантайский бой, когда, тоже имея превосходство в силах, уверенный в собственной непобедимости, он недооценил Шэн Шицая и потерпел поражение С тех пор он постоянно укорял себя в допущенных просчетах. Зато теперь Га-сылин был осторожен в каждом шаге и решил применить тактику «Атака — отступление, слова атака».

И Ходжанияз, несмотря на кажущуюся медлительность, подготовился к сражению несравненно лучше, чем прежде. Он предполагал вести в основном оборонительный бой и перейти в атаку лишь в благоприятный для этого момент.

Два военачальника — Ходжанияз и Ма Чжунин — вот уже в течение трех лет задевали друг друга лишь в мелких стычках. Ходжанияз, пятясь как петух, уступал место Ма Чжунину, но в этот раз конечно же они, хочешь не хочешь, сцепятся решительно и бесповоротно.

Испытанный в боях полк Амата Ходжанияз поставил в центре, кавалерийский полк Курбана — на своем левом фланге, подоспевших позже «карательпеков» Решитама вместе с кавалеристами Самсакнияза поместил на правом фланге. «Кучарские добровольцы» Хамдуллы-бека были оставлены в резерве в тылу. Ходжанияз предполагал, что противник непременно ударит главными силами в центр, поэтому остался возле Амата руководить боем.

Впереди, с севера, показалось знамя — приближался враг.

Войсковые имамы в зеленых чалмах засуетились: наскоро прочитав молитву о спасении жизней уйгурских воинов, призвав аллаха им в помощь, они стали подыскивать для себя безопасное от пуль место.

— Дети мои! — громко крикнул Ходжанияз. — Не стреляйте, пока не выстрелю я!

Его облик и поза были мрачны, напряженны. Направив бинокль на север, он утомленно замер. Лишь по шевелящимся толстым губам можно было угадать, что он что-то шепчет про себя, — возможно, читает стих Корана.

Авангард мачжуниновских войск подошел совсем близко, остановился и рассыпался в цепь. Ходжаниязу стало не по себе, когда он увидел, как вслед за пехотой подошли, подняв пыль, автомашины и с них начали быстро сгружать пулеметы и легкие пушки. «Мои ребята не видели таких штук, как бы не испугались!» — прошептал он, не отрывая глаз от бинокля.

— Амат!

— Да, хаджи-ата!

— Предупредите ребят, чтобы не пугались машин и не оставляли своих мест.

— Слушаюсь, хаджи-ата! — Амат побежал вдоль окопов и через сотников передал приказ.

Высовываясь из неглубоких окопов, воины внимательно всматривались, что делается у противника.

— Мы сегодня как те, что видели чудо, — заметил бородатый, старше других, боец. — Видите, как роятся белотюбетеечники?

— Их машины ползают, как черные жуки, мям-мям! — откликнулся солдат-турфанец. — Что будет, если такая штука наедет на нас…

— Вот именно, друг… Вон с крайней машины стаскивают что-то большое, о пирим! — воскликнул воин-кумулец.

— Не бойтесь, братец, пуля не возьмет! Бог не выдаст — ничего не случится, — успокоил бородатый.

— Мне не раз приходилось с белотюбетеечниками схватываться. На конях они не очень… Вот только черные жуки страх наводят, — проговорил турфанец.

Тем временем четыре-пять всадников дунган отъехали в сторону, взобрались на холм и спешились. Один поднес бинокль к глазам.

— Га-сылин! — воскликнул бородатый. — Этого пройдоху я запросто по походке различаю!

— Застрелить, что ли? Может, избавимся от хлопот и обретем наконец покой от разбойника? — Турфанец оттянул затвор винтовки.

Словно угадав его мысли, Га-сылин скрылся за холмом.

— Зарятся на наш хлеб… Откуда взялись они, эти грабители? Мусульмане ли они?

— Вот именно, друг!

— Вон Га-сылин! Рукой на нас показывает! — вскрикнул кумулец.

Действительно, Га-сылин вернулся и выпрямился на вершине холма, поднял руку в белой перчатке, и тотчас же взорвали воздух яростные крики солдат: «Ша! Ша! Ша!» — и гулкие удары пушек. Снаряды просвистели в воздухе и ударили по обе стороны уйгурских окопов, взметнув к небу землю, заволакивая пылью все вокруг.

— О пирим… Что за напасть! Да убережет от гибели! Да придаст нам бог силы и крепости! — бормотали, распластавшись на дне окопов, воины.

Иные снаряды попадали в окоп, и тогда в воздух взлетали вперемешку с землей разорванные на куски человеческие тела. Воины впервые видели такое и от испуга не имели сил стрелять.

Обстрел из пушек прекратился, над полем несколько минут стояла тишина. Пошла в атаку пехота Ма Шимина. Солдаты с обнаженными саблями заполнили поле, как саранча.