Избранное - [134]

— Ты хорошо закрепил юрту?

— Хорошо, все будет в порядке! — прокричал я в ответ, поняв, как он сейчас переживает за жену и сына.

Где-то с полуночи буран начал стихать. Порой становилось совсем тихо, но потом гул вдруг усиливался. Затем опять все затихало. Словно у тех хищников силы были на исходе, и они, только передохнув, снова начинали угрожающе рычать и выть…

И все же постепенно буран утихомирился, и на небе то там, то здесь замерцали звезды. Вдруг воцарилась такая тишина, что трудно было поверить во все, что творилось здесь несколькими минутами раньше.

Тем не менее мы решили держать табун здесь и зорко следили за входом в ущелье. Вдруг Данзан крикнул:

— Смотрите! Звезды, те самые!..

Я посмотрел на небо и увидел, что Данзановы звезды совсем сблизились.

— Теперь они начнут постепенно удаляться друг от друга, и тогда потеплеет, — добавил Данзан.

— Мы-то еще ничего, справились, а вот как другим скотоводам пришлось? — заметил я.

— А что с ними могло случиться? Должно быть, так же, как и мы, укрылись где-нибудь… У нас ведь нет ни одного табунщика, который бы не знал об этих звездах.

Стало светать, и уже можно было кое-что различить вокруг. Данзан снова заговорил:

— Интересно, как там мои переночевали?

— Действительно, а что, если тебе сейчас же к ним поехать? А мы с Дэрэмом дождемся рассвета и выгоним табун на пастбище.

— И в самом деле как-то неспокойно на душе, — ответил Данзан и повернул свою лошадь. Но, подъехав к выходу из ущелья, он вдруг крикнул: — Эй! Нам отсюда теперь уже не выбраться.

Мы тут же поспешили к нему и увидели, что выход завалило снегом. Занос был такой высокий, будто сюда собрали весь снег, выпавший в окрестностях ущелья. Местами лошади проваливались по грудь. Ничего не оставалось, как раскапывать. Мы трудились долго, пока не проложили узкую тропинку, по которой едва мог проехать один всадник.

* * *

С каждой ночью мерцание звезд становилось все более тусклым, да и снег уже сверкал не так ослепительно, как прежде: значит, мороз постепенно ослабевал и приближалась оттепель. Снег еще не пестрел проталинами, но сделался рыхлым и осел. Дали по-прежнему затуманены, но это уже не изморозь, а пар, какой идет от кипящей воды. Воздух мягкий и влажный, и даже на душе стало легко и просторно.

Я с головой окунулся в сельскую жизнь, и теперь безлюдная степь, горы и долины, ночное небо, холодная пурга, кочевье и табун — все это составляло частицу моей души и жило во мне. В юрте отгонщика теперь даже жарко. Ночами в открытое дымовое отверстие можно любоваться мерцающими звездами.

Мне, как и в первую ночь после приезда, не спалось. Возможно, потому, что Данзан пообещал показать мне на рассвете древний город-призрак. Договорились мы с ним, что встанем в полночь, но сейчас он спал рядом со мной крепким сном, и я чуть не подумал, что он напрочь забыл о своем обещании.

Наши лошади у юрты, видно почуяв свой табун, изредка всхрапывают. Саран уже поднялась, слышно, как она возится у очага. Вскоре наконец и Данзан встал, вышел на улицу. Возвратившись, сказал жене:

— Саран! Побыстрее вскипяти чай, время уже за полночь. Надо бы поторопиться. — Затем подошел ко мне: — Старик, пора вставать. Созвездие Ориона уже клонится вниз.

Я тут же вскочил, быстро оделся, и мы уселись пить чай, но Саран, обращаясь к мужу, недовольно сказала:

— Ну что ты за человек? Никому от тебя покоя нет. Опять затеял какую-то ерунду и не даешь гостю отдохнуть… Еще не известно, увидите ли вы этот город с вершины горы или нет…

Данзан громко рассмеялся:

— А как же, дорогая моя. Когда мы бываем в столице, они что с нами делают? Они и на минуту не оставляют нас в покое: то цирк, то какой-нибудь музей, то еще что-нибудь. А мы не только нашего гостя эксплуатировали, но и отпускаем, так ничего и не показав. Нет! Сегодня утром обязательно покажем ему город-призрак. Сейчас ведь самое начало весны: как раз в это время он и появляется. Да и виден-то всего семь суток, а потом бесследно исчезает. Нам до восхода солнца надо быть на вершине Товцога, — заключил он, схватил седло и торопливо вышел из юрты.

Некоторое время мы ехали стремя в стремя и молчали. Первым заговорил Данзан:

— Как все-таки незаметно пролетает время. Ведь, казалось бы, совсем недавно ты к нам приехал, а уже уезжаешь. Летом обязательно приезжай, и семью с собой бери. Твоим детишкам у нас будет раздолье. Вообще вам, горожанам, надо обязательно хотя бы на месяц выбираться на село. Иначе совсем захиреете. Мы с Саран и Энхэ будем ждать вас. Летом далеко не откочуем, а будем держаться где-нибудь поблизости от сомонного центра. Для кумыса специально кобылиц заведем… — Он немного помолчал, потом продолжил: — Когда ты приехал, мне поначалу неспокойно было.

— Отчего же?

— Да так… Видно, потому, что обо всех сужу по себе… Я ведь себе места не нахожу в городе, когда приходится туда ездить, — мечусь, как зверь в клетке. Вот и за тебя стал бояться. У нас же тут, кроме холодов, безлюдной степи да табуна, ничего нет… А ты держался молодцом. Я-то знаю, что для вас, горожан, значит город. Вы без него наверняка никакой другой жизни себе не представляете. Так ведь? А вот со мной все иначе. Странно, правда? Только приеду в город — буквально задыхаться начинаю. Утром все уходят на работу, а я один в доме остаюсь. Делать абсолютно нечего. Слоняюсь из комнаты в комнату, смотрю в окно, но что там увидишь — одни здания да снующие по улицам машины. В такие минуты мне наша степь всегда вспоминается, как наяву перед глазами стоит. Ну вот, дождусь я так вечера, только немного успокоюсь, а тут опять мысли о завтрашнем дне: ведь утро мне все равно ничего нового не сулит. А вечерами что? Сидим да смотрим телевизор. Меня даже сны одолевать стали. Один из них до сих пор не могу забыть.