Избранное - [172]

Весь переход я находился в рубке и смотрел на море, а оно, как провинившийся ребенок, искало ласки и прощения: тихое, улыбчивое и хорошее весь день. Я любовался им и думал, как же выскочить из прогара хоть немного, хоть немного подбодрить парней и поправить финансовые общие дела. Присоединиться к общей армаде флота, рыбачить со всем стадом, — весь флот рыбачил на Севере возле острова Карагинского, понемногу брали камбалу-каменуху. Работа эта самая нудная, на каменухе: ее почти невозможно выгружать, она слипается, как склеивается, — никуда не выскочишь, ничего не выиграешь и никого не обгонишь. Под конец путины все научились рыбачить. Что-то, конечно, можно сделать и в общей толпе, если заставить работать парней и днем и ночью, сверх всякой нормы, но при теперешнем моем авторитете это исключается.

Я торчал в рубке, рассматривал промысловые карты и журналы за последние три года работы с Джеламаном, вспоминал работу за десять — пятнадцать лет здесь вообще. Все сводилось к Северо-Западному, в это время года иногда там бывает очень большая рыба, и не каменуха, а настоящая, промысловая камбала. В позапрошлом году Джеламан совершил там бизнес, с восьмого места выскочил на четвертое за каких-то десять дней. Проложил курс к Северо-Западному.

— Что, командир, хочешь сделать бросок на тысячу миль вперед! — спросил Казя Базя.

— Примерно.

— Это хорошо… в толпе делов не будет.

Но у Северо-Западного не оказалось ни одного хвоста — два дня я метал невод на всяких глубинах и во всех, где когда-то мы брали по два кутца, местах. Парни скептически улыбались.

Погнал сейнер противозаконно на север, в Корфский залив на навагу. Я знал, что она там есть, знал уже несколько лет, еще с времен селедки мы не раз на нее натыкались, а в позапрошлом году с Джеламаном нашли ее, в прошлом году проверили и не стали рыбачить лишь потому, что не было мелкоячейного неважного снюрневода. Сейчас этот мелкоячейный невод был у меня — зимой, собираясь испытать счастье на наваге, сшили в неурочное время его с Джеламаном. Но я рисковал, меня могли снять с капитанов за одиночный уход в другой район. Сейчас осень, тяжелый период навигации; «пастух», аварийный спаситель, только один, и он возле всего флота. И снимут, конечно, если узнают, но терять мне было нечего.

Когда парни узнали, что я кинулся в очередную авантюру, в открытую завздыхали о своей горемычной доле и о моих беспомощных потугах. Дед же — в последнее время не разговаривал со мною — желчно сказал:

— Ну-ну.

Дня через полтора прихожу в Корф, нахожу место, где она должна быть, делаю замет — всплывает шар рыбы, величиной с одноэтажный дом, заливки на две. Загрузились ею так, что одна мачта из воды торчала, парни оживились, стали острить и посмеиваться надо всем флотом, что они в три дня груз берут, а мы за один замет — два груза. Дед весь переход торчал в рубке и угощал меня папиросами.

…Когда пришли на сдачу в Корфский комбинат, оказалось, что вся наша удача впустую: комбинат в этом году уже всю емкость использовал, девать ее ему некуда да еще технологи придрались, что рыба после нереста, не пищевая. Везти же ее на плавбазу, — это два дня, из нее каша получится. Еле сдали в зверосовхоз на корм лисичкам. На всей этой авантюре потеряли пять дней, весь же флот потихоньку брал и брал каменуху, хоть в два-три дня, да надежный груз. По графику мест мы летели и летели, успешно приближаясь к последнему месту. Парни вздыхали…

— Командир, надо кончать эти авантюры, — сказал Казя Базя как-то. — Парни на пределе. Нервы ведь не железные.

— Знаю.

Мне было грустно. Несколько дней назад, когда из моря всплывал исполинский шар наваги и мы думали, что мы герои, все было ведь по-другому, а вот теперь… впрочем, все правильно.

Кончались продукты, у Беса остались одни макароны, и тех на два варева, подошла к концу и пресная вода, и топливо расходовали уже из неприкосновенных запасов, надо было бежать на базу. Перед нашим колхозом есть еще одна речка, Дранка. Эта полноводная река славится живописными берегами и обилием дичи. Когда проходили мимо нее, Казя Базя поднялся ко мне в рубку.

— Ты хорошо знаешь фарватер этой речки в верховье?

— Работал здесь.

— Сколько времени потеряли зря, да и вообще все лето, весну и осень не вылазили из моря…

— Ближе к ветру.

— У парней есть желание вылезти на лоно, черт с ним, потеряем еще денек, расслабимся.

Терять еще день… как мне не хотелось! Но и парням надо дать передышку, да и на пустячном деле нет смысла идти наперекор всем.

— Добро.

— А на капчасе доложим, что находимся в поиске.

Забрались в верховья речки, стали на якорь. Все ребята забрали ружья, попрыгали в шлюпку. Я не пошел на охоту, один остался на сейнере. Я все рассматривал карты и промысловые журналы последних лет — ну где она, эта большая рыба.

Вечером, когда выходили из устья, а выходили по неполной воде, Казя Базя, он выводил сейнер, — надо же было додуматься! — погнался за стаей молодых уток и сел на мель. Вперед, назад, — никак. Надо ждать следующего дня, полную воду, но ночью дунул шторм — осенью они вспыхивают сразу, — и нас выкинуло на берег. Выкинуло почти при полной воде, когда шторм стих и вода спала. Лежит мой сейнер боком на песочке в нескольких метрах от кромки воды. Это уже по-настоящему серьезное дело.