Избранное - [99]

Луиджи Менегелло. Маленькие

наставники

Посвящается Примо Леви

Он занимался тем, что ездил и забирал молоко в коровниках, разбросанных по всей округе, потом отвозил его на общественную сыроварню; ездил каждый день утром и вечером, круглый год в одно и то же время, потому что утром и вечером доят коров, и каждый день сыровар Сильвио наполнял котлы молоком, чтобы сделать молодой сыр, тот самый, что выдерживают три года, и тогда он приобретает запах залитых солнцем пастбищ.

Как только он поднимался с постели, так сразу же смотрел в окно — как там на улице, потом, выпив чашку ячменного кофе, шел на конюшню к своей рыжей кобылке Линде и впрягал ее либо в сани, либо в телегу, в зависимости от времени года. На повозке еще с вечера стояли хорошо вымытые бидоны для молока и мерка с подвижной шкалой.

Зимой бывало трудно, потому что стояли холода и шел снег, а кроме того, ветер иногда наметал такие огромные сугробы на пути между Костой и Эбене, что Линда, прокладывая себе дорогу, то и дело вязла в них, Но Линда была умница, ей не надо было говорить «но-о!» или «тпру!», она сама знала, когда трогаться, когда остановиться, а где повернуть. И вообще они друг друга хорошо понимали: на пустынной дороге он всегда рассказывал ей о своих делах. А лошадь отвечала ему, прядая ушами либо оборачивая голову и глядя на него.

Зимой, когда он заканчивал свою первую ездку, было еще темно, день никак не наступал.

Обычно, подъезжая к домам, он трубил в рожок, и люди поспешно выходили с ведрами молока, от которого на холодном воздухе шел пар. Разговаривали мало — не было охоты, в лучшем случае сообщат: «Сегодня Томбола отелилась».

Или спросят: «Не слыхал, как там Кристиано Родигьери?»

И после того, как молоко было отмерено и вылито в бидоны, после того, как в его блокнот и в книжки крестьян застывшими руками было вписано количество литров, он спешил дальше в дорогу, а они торопились в теплый хлев к своей скотине.

Зимой утренние сумерки длились долго. День никак не наступал! Когда он подъезжал к сыроварне, навстречу радостно выбегала Волчица, и пока они с Линдой приветствовали друг друга, Джованни, его отец, работавший подручным сыровара, Сильвио и учетчик Массимо выходили на мороз, чтобы вместе с ним выгрузить бидоны с молоком. Потом он подходил к огню, на котором подогревали в котлах молоко; Сильвио тем временем проверял температуру молока, чтобы снять его с огня, когда оно свернется как следует, отец готовил на столе деревянные формы, а Массимо крутил маслобойку со сливками.

«Ну, Чернявый, — говорил всякий раз Массимо, — расскажи, как твои амурные дела». Он был красивый парень и всегда веселый, приветливый, потому все девушки округи влюблялись в него.

После полудня он снова проделывал весь этот путь, и почти сразу наступала ночь. В общем, из–за снега, который покрывал леса, пастбища и горы, работы было немного, поэтому он каждую субботу утром спускался в город, чтобы встретиться с друзьями и выпить с ними подогретого вина в «Башне» у Тони.

Что его раздражало и казалось пустой тратой времени, так это предварительные военные учения: бухгалтер Скьявацци заставлял их маршировать взад–вперед по улицам городка и распевать гимн «Факел Весты»; если же погода была плохая, то они заходили в начальную школу, где в коридорах занимались гимнастикой, а иногда мэр рассказывал им о положении на фронтах.

Но Чернявый уже наслышался о положении на фронтах во время своих поездок за молоком, потому что почти в каждом доме кто–нибудь служил в армии — либо на Балканах, либо во Франции, либо в России; все это были его друзья, и он всегда справлялся, что они пишут.

В марте дни скачут галопом: быстро тает снег под полуденным солнцем, речки выходят из берегов, а над солнечными склонами заливаются ласточки. Тут уж Чернявый, закончив утренний объезд и поспешно выгрузив полные бидоны, не оставался поболтать возле огня, а тотчас уезжал. Дома, взвалив на плечи санки, он поднимался в лес за дровами, которые заготовил еще осенью.

Дни становились длиннее, воздух прогревался, и пчелы отправлялись за добычей в вересковые заросли; крестьяне уже с охотой останавливались перекинуться словечком; часто Чернявому не было нужды трубить в рожок и объявлять о своем прибытии, потому что крестьяне уже ждали его на дороге, собираясь небольшими группами. Вечерами его поджидали женщины, они говорили с ним о тех, кто был на войне. А некоторые, молоденькие, приходили, только чтоб повидать его, поболтать, посмеяться.

Когда горы очистились от снега, то у него в свободное от разъездов время появилось еще одно занятие: вместе со многими своими земляками он отправлялся на раскопки — выкапывал снаряды и осколки, оставшиеся еще с первой мировой.

Так протекала его жизнь с тех пор, как он перестал ходить в школу внизу, в городке. Иногда выдавались тяжелые дни, иногда полегче, но, как бы там ни было, он всегда оставался веселым и приветливым. И вот однажды его вызвали на призывную комиссию, и вскоре он получил розовую карточку–повестку,

Она прибыла досрочно, потому что дела на фронтах шли плохо. Такова уж судьба, так было когда–то и с его отцом, и с дядьями, и с односельчанами, и со всеми, чьи останки он иногда находил во время своих раскопок.