Избранное - [54]

Глазами тишину:

«И мне, скитаясь, взывать в печали,

Без хлеба, без жилья.

Я тот, чью гибель не увидали,

Тот самый — это я!

Мне смертью в ярах раскинут полог,

Жилище — недруг сжег.

Бьет час предсмертный, был сон недолог,

Его разрушит Бог.

Но верю в сон, что еще приснится,

Обещанный судьбой.

Тот сон, когда в нем блеснет денница,

Я разделю с тобой».

Клянясь, что в скорби нам нет разлуки

Ни на единый час,

Прохожий тот протянул мне руки,

И спас меня он, спас!

ОДИНОЧЕСТВО

Смиряет ветер над крышей

Свои ночные полеты.

Не виден мир и не слышен,

Но вижу и слышу что-то.

Там кто-то, будто из бездны,

Ко мне простирает руки,

Там голос, мне неизвестный,

Но я ль не знал этой муки!

На крик во мрак выбегаю.

Тиха, безлюдна дорога.

Кругом лишь темень ночная.

Откуда ж в сердце тревога?

Лишь мглистой березы трепет.

В ночи примстилось, быть может…

Никто никого не встретит

И никому не поможет!

«Снится лесу — лес»

Снится лесу — лес

В ливне вешнем.

Май давно исчез,

Но примчится,

Вновь вернется он

В блеске прежнем,

Мне ж минувший сон

Не приснится.

«Мгла у входа. Темень комнат»

Мгла у входа. Темень комнат.

Ни о ком никто не помнит.

След твой снегом запушило,

Грусть метелью закружило.

В этот снег поверить надо,

Оснежиться снегопадом,

Затениться тенью нежной,

В тишине притихнуть снежной.

Леопольд Стафф (1878–1957)

НИКЕ САМОФРАКИЙСКАЯ

Реет музыка в складках одежды легчайшей.

Недоступен для птицы полет твой великий,

О богиня триумфа, — сквозь время все дальше

Ты уносишься, Самофракийская Нике!

Хлещешь крыльями воздух, и в вихре полета

Лавры славы несешь. Не хочу их нимало.

Лишь тому я завидую, ради кого ты

Напрочь голову в дальних веках потеряла.

МИНУТА

Минует? Что поделать с нею!

На то она ведь и минута.

Покинет, становясь ничьею,

Как облака, меняясь круто.

Минуте, в измененьях скорых,

О предыдущей помнить поздно;

От века плещутся в озерах,

Сменяясь, девушки и звезды.

Юлиан Тувим (1894–1953)

НУ, А ЕСЛИ НЕТ?

Ну, а если нет? Если это бред?..

Мучусь грезой безрассудной,

Призываю образ чудный,

Жажду угадать ответ,

Ибо если нет,

Тогда… трудно!

Ну, а если да? Если будет так?..

Вспыхнут зори в жгучей дрожи,

Разгорится день погожий,

Как багряный мак,

Ибо если так,

Тогда… — Боже!!

ЛИРИЧЕСКАЯ ИРОНИЯ

Я приходил с визитом

К той гордой, беспощадной

И что-то бестолково

Твердил… (О, бред больного!)

Терзал тебя стихами,

Ломал, корежил слово,

И разгрызал зубами

(Мне лишь бы не заплакать!),

И кровяную мякоть

Давал тебе, давясь слезами:

«Глянь!»

Я приходил с визитом

К той скрытной, непонятной

И снова бредил, снова

Губами и плечами…

(О, гром тирады этой,

Тиранской и терновой!)

Внимали ей сурово

Священные предметы:

Недрогнувшие стены,

Нетронутое ложе,

Не раздробленный кулаками

Стол.

Теперь с печалью скрытой

Сижу я одиноко,

Задумавшись глубоко,

На сотни дней разбитый,

И все мои визиты,

Все до единой раны,

В клубок безумный свиты.

А я уже счастливый,

Любимый и желанный,

А я уже далекий, пьяный

Муж.

КВАРТИРА

Тут все не наяву:

И те цветы, что я зову живыми,

И вещи, что зову моими,

И комнаты, в которых я живу,

Тут все не наяву,

И я хожу шагами не моими, —

Я не ступаю, а сквозь сон плыву.

Из бесконечности волною пенной

Меня сюда забросил океан.

Едва прилягу на диван —

Поток минувшего умчит меня мгновенно.

Засну — и окажусь на дне.

Проснусь — и сквозь редеющий туман

Из темных снов доносится ко мне

Извечный, грозный гул вселенной.

ГИМН ЛЕСУ

В лесной столице шумят знамена, —

Праздник веселый.

Шумят флажки в столице зеленой,

Бушуют смолы.

Ветер-трубач пронесся с песней,

Взъерошив тучи.

Гроза проследовала в поднебесье

За солнцем жгучим.

Над дубом — вспышка молнии синей

И гром тяжелый,

А в толще дерева, в сердцевине,

Бушуют смолы.

В моих земляках, в народе зеленом, —

Мощные соки.

Гремите славу корням и кронам,

Презревшим сроки!

Лунная зелень в столице этой

Высокостволой.

Обрушился гром и замер где-то…

Бушуют смолы.

РАЗГОВОР ПТИЦ

Кто, опричь меня, знаком

С птичьим языком?..

Чуть трепещут камыши,

Чуть мерещится в тиши —

«Вью, вью, вью» и «вьет, вьет, вьет»,

Значит, скоро рассветет,

Вспыхнет зорька в зябкой дрожи…

Так про что это, про что же?

Про что?

Разумеется, про то.

«Цвири-цвири», слышь-послышь…

Тишь.

Ну так что же? Да иль нет?..

Лишь роса блестит в ответ,

Влажны листья диких роз,

Кто-то где-то произнес:

«Тью-тью-тью, тю-и, тю-и» —

Да, да, да, молчи, таи.

Это значит: чуешь, чу?

Чую, знаю и молчу.

Да, да, да, я знаю тоже…

Так про что это, про что же?

Про что?

Вот про самое про то.

«Цвир, тю-и, ку-ку»… Кто знает,

Может быть, уже светает?..

То не нота и не тон —

Что-то из лесных сторон.

Тишиной навеян шорох, —

Чей он, чей он, чей он — шорох?

Листьев? Тростника? Осоки?

То ль колосьев шум далекий?

Да иль нет?.. Но я-то знаю

И мечтаю, напеваю.

«Цвир, цвир, цвир» — звенит не зря,

Разгорается заря,

Пташка пташку окликает…

Ну а все-таки… Кто знает?!

Что ты! Солнышко встает:

Птица ль птицу не поймет,

Мне ли песенки звенящей

Не понять в росистой чаще, —

«Тью-фюить» — кругом пошло.

Это значит — рассвело.

ОТЕЦ

Когда-то я молил Творца,

Чтоб век твой был вовек не прожит, —

Я все улажу, все устрою

Для старости твоей счастливой.

А нынче сын одно лишь может —

Вздохнуть беспомощно порою

И фотографию отца

Поправить, коль висит чуть криво.

Владислав Броневский (1897–1962)

ЛИСТОПАДЫ

Всю-то жизнь срывался я и падал, —