Избранное - [36]

Быть может, спасу, унесу, отогрею,

Быть может, успею, а ноги дрожат,

И сердце мертвеет, и ужасом сжат

Весь мир, где недвижно стою, озираясь,

И вслушиваюсь, и постигнуть стараюсь —

Чей голос?.. И, сжата тревожной тоской,

Сама призываю последний покой.

Ноябрь 1971

«На миру, на юру»

И. Л.

На миру, на юру

Неприютно мне и одиноко.

Мне б забиться в нору,

Затаиться далеко-далеко.

Чтоб никто, никогда,

Ни за что, никуда, ниоткуда.

Лишь корма, и вода.

И созвездий полночное чудо.

Только плеск за бортом —

Равнозвучное напоминанье

Все о том да о том,

Что забрезжило в юности ранней,

А потом за бортом

Потерялось в ненастном тумане.

30 ноября 1971

«Сказать бы, слов своих не слыша»

Сказать бы, слов своих не слыша,

Дыханья, дуновенья тише,

Беззвучно, как дымок над крышей

Иль тень его (по снегу тень

Скользит, но спящий снег не будит),

Сказать тебе, что счастье — будет,

Сказать в безмолвствующий день.

Декабрь 1971

ЛЕТЕНЬ

Повеял летний ветерок;

Не дуновенье — легкий вздох,

Блаженный вздох отдохновенья.

Вздохнул и лег вдали дорог

На травы, на древесный мох

И вновь повеет на мгновенье.

Не слишком наша речь бедна,

В ней все имеет имена,

Да не одно: и «лед» и «ледень»,

А ветерок, что в летний час

Дыханьем юга нежит нас,

Когда-то назывался «летень».

Декабрь 1971

ПРЕВРАЩЕНИЯ

1

Поутру нынешней весной,

С окна отдернув занавески,

Я ахнула: передо мной

Толпятся в двухсотлетнем блеске —

В кудрявых белых париках,

В зеленых шелковых камзолах

Вельможи… (Заблудясь в веках,

Искали, видно, дней веселых

И не туда пришли впотьмах.)

Им что ни скажешь — все не то,

И я поэтому молчала.

Хоть не узнал бы их никто!

Роскошество их обличало —

Их пудреные парики,

Темно-зеленые камзолы,

Всему на свете вопреки,

Как возле царского престола,

Красуются перед окном,

И думать ни о чем ином

Я не могу. На миг забуду,

И снова погляжу в окно,

И снова изумляюсь чуду,

Но вот в окне уже темно.

2

В новолунье, в полнолунье

Правит миром ночь-колдунья.

Утром все в окне иное,

Нет чудес вчерашних там,

Но распахнут предо мною

Монастырский древний храм,

Не разбитый, не спаленный.

На стене густо-зеленой

Мутно-белых свеч ряды.

(Чье раденье? Чьи труды?)

Отступаю в тайном страхе —

За окном стоят монахи.

Видно, служба отошла:

Ни одной свечи зажженной,

Не звонят колокола,

Слышен шепот приглушенный:

«Вседержителю хвала».

3

И вновь превращенья свершаются ночью.

А утром прибой темно-белые клочья

Швыряет мне с моря, стоящего дыбом,

Дрожащего каждым зеленым изгибом.

Влетает в окошко тенистая пена

И вот затихает в углах постепенно

Густой пеленой тополиного пуха, —

В нем плоти, пожалуй, не больше, чем духа.

1972

ПОЛЬСКИЕ ПОЭТЫ

Лесьмян — он по вертикали —

В глубь земли и в глубь небес,

А Тувим — в долины, в дали,

Где на горизонте — лес.

А Галчинский?.. Разве просто

Обозреть его добро:

Зелень, серебро и звезды,

Звезды, зелень, серебро.

3 авг. 1974

«Мой сын, дитя мое родное»

Мой сын, дитя мое родное, —

Чьей мы разлучены виною?

Никто, мой друг, не виноват.

Мой сын, мое дитя, мой брат,

Мое сокровище, мой враг,

Мое ничто, мой светлый мрак…

Как странно, как бесчеловечно,

Что ты в душе моей навечно.

«И ты бессилен, как бессилен каждый»

В. А.

И ты бессилен, как бессилен каждый

Ей возвратить земное бытие,

Но доброе вмешательство ее

Почувствуешь, узнаешь не однажды, —

То отвратит грозящую беду,

То одарит нежданною отрадой,

То вдруг свернешь с дороги на ходу,

Поверив ей, что, значит, так и надо.

[1974]

«У меня к тебе двойственное отношение…»

«У меня к тебе двойственное отношение…»

В этих словах, что сказала мне ты, —

Мой конец, ибо в них от тебя отрешенье

И последнее чувство слепой пустоты.

Я грешна пред тобой. Если можешь — прости.

Я молюсь за тебя, чтобы стала счастливой,

Чтоб надежды сбылись… ну а след мой найти

Не пытайся. Прощай. Разминулись пути.

Буду замертво жить. Буду жить терпеливо.

1974

Голицыно

РЕДАКТОР

Такое дело: либо — либо…

Здесь ни подлогов, ни подмен…

И вряд ли скажут мне спасибо

За мой редакторский рентген.

Борюсь с карандашом в руке.

Пусть чья-то речь в живом движенье

Вдруг зазвучит без искаженья

На чужеродном языке.

«Разбила речка поутру»

Разбила речка поутру

Холодное зерцало.

Не верь, что это не к добру,

А верь, что замерцала

В осколках ледяных весна;

На волю вырвалась волна

И радость прорицала.

1975

«Неужели вот так до конца»

Неужели вот так до конца

Будем жить мы, друг другу чужие?

Иль в беспамятстве наши сердца?

Все-то думается: не скажи я

Слов каких-то (не знаю каких!) —

Не постигло бы нас наважденье,

Этот холод и мрак отчужденья,

Твердый холод, объявший двоих.

1975

ВЕСНА В ДЕТСТВЕ

Вешний грач по свежей пашне

Ходит с важностью всегдашней,

Ходит чинно взад-вперед.

Нету птицы богомольней,

Звон услышав колокольный,

Не спеша поклоны бьет.

Строгий звон великопостный

Понимает грач серьезный,

Первым встретил ледоход,

Первым видел половодье,

Пост великий на исходе,

Все меняется в природе,

И всему свой черед…

В самый светлый день весенний,

В день Христова Воскресенья,

С церкви зимнего Николы

Разольется звон веселый

И с пяти церквей в ответ

То ли звон, то ли свет.

Старший колокол — для фона:

Звук тяжелый и густой

В день веселый, день святой

Оттеняет перезвоны

Молодых колоколов.

Солнце синий воздух плавит,

Жарким блеском праздник славит

На крестах куполов,

И щебечут в поднебесье

Малые колокола, —