Избранное - [68]

Шрифт
Интервал

Бондарев рассказывает:

— Ребята узнали, что я захватил с собой эту книгу, и спрашивают: «Почему именно ее?» — «Она о моих родных местах и близких людях».

Раиса Дмитриевна, как и муж ее, была всю войну в армии. Она зенитчица, сержант, награждена двумя медалями и значком «Отличный артиллерист».

…Идя на отведенную мне квартиру, и и здесь, как и в Красной Поляне, отмечаю, что печать войны еще лежит на всем облике усадьбы заповедника. Дома старого Гузерипля совсем утонули в разросшейся за военные годы густой молодой зелени.

Все новые постройки на широкой поляне, засаженной фруктовыми деревьями, кукурузой и картофелем, сохранились. Но они потемнели от дождей и времени, а деревянные переходы от дома к дому полуистлели, и в щели между досок, лежащих прямо на земле, брызжет вода: поляна болотистая. В палисадниках вокруг домов, где нет огородов и цветников, снова поднимается высокая трава. Во многих местах у самых домов и сараев видны свежие волчьи следы.

Гузерипль, 21 июня

Поляну обступили со всех сторон черные тяжелые горы, окутанные до подножья клубящимися свинцово-синими тучами. Густой туман медленно растекается по ущельям. Похоже, что опять будет ненастная погода.

Все же я решил ехать за тридцать километров в горы, на Кишу, и дальше — в зубровый парк на Темной поляне.

Со мной отправляется радист, он же и фотограф, партизан Отечественной войны из Тульского отряда № 2, Иван Яковлевич Виляховский. Будем наблюдать и фотографировать зубро-бизонов, хотя нас и предупреждают, что это опасно и вообще вряд ли удастся: зубро-бизоны только что выпущены на волю, и у них маленькие телята. Они настолько возбуждены и воинственно настроены, что может повториться неприятность, происшедшая с заведующим зубровым парком Заславским, когда зубро-бизоны чуть не убили его.

Закончив недолгие сборы, мы идем на старый Гузерипль, где нас уже ждут лошади: два маленьких монгольских маштака светлоглинистого цвета — Каштанчик и Буланчик, похожие друг на друга, как близнецы.

К нам подходит заведующий хозяйством и говорит, указывая на волчьи следы внушительных размеров:

— Волки за войну совсем обнаглели. Их развелось множество и бродят они, где хотят. Вот посмотрите, они толклись всю ночь у этого сарая: тут у нас два вола. До них волки не добрались, но зато съели кожаные ремени на дышле брички.

…На самом выезде с поляны Гузерипль при дороге видна деревянная решетчатая ограда, обсаженная молодыми деревцами; в ограде пять небольших холмиков в изумрудной зелени травы и в цветах. Дорожки между холмиками посыпаны белым гравием. В центре ограды — пирамидальный памятник со звездой. Надпись на металлической доске гласит:

«Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Здесь погребены герои Великой Отечественной войны: три бойца роты лейтенанта тов. Шип Ф. А., павших смертью храбрых при обороне Кавказа в бою 19 августа 1942 года на подступах к п. Гузерипль, где фашистские захватчики были наголову разбиты и отброшены; политрук роты старший сержант тов. Зиновьев, пулеметчик младший сержант тов. Габов, красноармеец (фамилия не установлена); два сталинских сокола-военные летчики: дважды орденоносец лейтенант тов. Шульгин Леонид Александрович и техник лейтенант тов. Бирюков Василий Ильич, погибшие 18 февраля 1943 года в урочище Горелое при выполнении боевого задания».

Ограда и светлая зелень молодых посадок, цветы, на могилах и все следы неусыпной заботы свидетельствуют, что память о защитниках этого уголка нашей родины прочна в сердцах жителей Гузерипля…

…Мы продвигаемся не очень быстро по залитому дождями каменному карнизу над Белой. В глубоком ущелье под нами поднявшаяся за ночь вода скачет через порога, и грозный гул реки наполняет воздух.

Мой спутник одет в синий альпинистский комбинезон, шляпа военного образца заброшена на резинке за плечи. У пояса — кривой и узкий кинжал.

У Ивана Яковлевича смуглое нервное лицо, нос с небольшой горбинкой, энергично сжатые губы, серые пристальные глаза. Над крутым открытым лбом слегка вьются почти черные волосы.

Посадка его в седле очень свободна: видна партизанская выучка. И ходит Иван Яковлевич, когда мы принуждены спешиваться, с особой легкостью и плавностью. А ведь в гражданскую войну он потерял половину правой ступни. Это, однако, не мешает ему подниматься высоко в горы.

В один из таких недавних своих горных походов Иван Яковлевич наткнулся на труднодоступном хребте Абаго на следы давних воздушных боев.

В траве и в камнях на пространстве в несколько километров были разбросаны части разбившегося самолета. Иван Яковлевич обнаружил крыло «Хейнкеля-111». Оно лежало у подножья гигантской скалы, в которую со страшной силой ночью или в туман врезался вражеский самолет, разлетевшись в куски. Придавленные крылом, белели четыре скелета летчиков с неразвернувшимися парашютами за плечами. Плоскость крыла накрыла их, как гробовая доска. На полуистлевших остатках одного из мундиров еще можно было различить четыре серебряных кондора и длинную планку орденских ленточек, Здесь же валялись пушка, пулеметы, патроны.

У балки Андреева Иван Яковлевич сходит с коня и, глядя вниз в заросшую грабами и буками, загроможденную ветровалом каменистую кручу, произносит: