Избранное - [35]

Поначалу Ду Шэньсин слушал довольно внимательно горячий и взволнованный монолог собеседника, стараясь следить за безудержным и стремительным потоком его вдохновенной мысли, которая «уносилась в многовековую даль и охватывала широчайшие пространства в тысячи ли». Как говорится, он проникал в самую сердцевину явлений, в их сокровенную суть. Ни Учэн витийствовал пылко, страстно и с необыкновенной искренностью — как дитя. Как его понесло! А ведь выпил всего две чарки, правда, закусил самую малость! Но какой задор! Какое воодушевление! У него сейчас такой вид, словно его провозгласили императором! Да, духом и статью юноша, кажется, удался. Но как жалко он выглядел, когда мы вошли в ресторан! И все-таки есть в нем что-то вульгарное! А с каким энтузиазмом он расправляется с едой! С какой трогательной задушевностью относится к своему гостю, как свободно держится за столом, как разглагольствует! Истый северянин!

Но чем дольше Ду Шэньсин внимал собеседнику, тем большее неудобство он испытывал. Господин Ду был человеком практичным и деловым. Эти качества его натуры проявлялись решительно во всем: в его поведении, в делах — в том числе и научных. Разговаривая с собеседником, он обычно выслушивал его мнение со вниманием, как говорится, «протерев уши», если к тому же тот говорил так же прямо и по-деловому. Но сейчас господин Ду ровным счетом ничего не понимал. Что хотел сказать ему Ни Учэн? В чем смысл его слов, какова цель нынешнего разговора? Еще полгода назад Ни Учэн с невероятной сердечностью пригласил его в ресторан. Для чего? Чтобы выплеснуть на него этот нескончаемый поток пустых словес и надерганных отовсюду изречений? Впрочем, разве скажешь, что он круглый невежда? Как ловко он орудует разными ссылками из книг и цитатами! И все у него как будто доказательно и солидно. К тому же умеет болтать на иностранных языках. В некоторых его рассуждениях, пускай даже поверхностных, видна даже некая оригинальность. Однако все, что он вещает, какое-то половинчатое, ни то ни се: «На востоке молоток, на западе скалка». По-настоящему образованный человек так себя вести никогда не станет. Вот сейчас он что-то меня спросил. Но на какой его вопрос я должен ответить? По поводу чего я должен высказать свое мнение? Да, господин Ду действительно чувствовал себя весьма неудобно.

А вопрос Ни Учэна был всего-навсего проявлением вежливости и застольного этикета. Его мысль, как и его речь, отличавшаяся необыкновенной остротой и стремительностью полета, неудержимо и свободно летела вперед. Она будто порхала, ни на мгновение не зная покоя. Она была непостоянна и зыбка, как ветер или дождь, как дым и утренний туман. Сам Ни Учэн никогда не знал, что он скажет в следующее мгновение. Еще когда он учился в средней школе, его учителя давали ему самые противоположные оценки. Преподаватель словесности как-то поставил ему даже сто пятьдесят баллов за сочинение. Но зато другие учителя искренне считали, что Ни Учэн — ученик совершенно никудышный. Преподаватели истории, физики и гигиены вполне серьезно говорили, что надо-де в школу вызвать родителей и посоветовать сводить сына в «заморский дом», то бишь в миссионерскую клинику, и показать мальчика врачу из отделения нервных заболеваний (в то время, как известно, не было различий между недугами нервными и душевными).

Видя, что господин Ду замешкался с ответом. Ни Учэн вежливо и как-то очень дружелюбно ему улыбнулся, а затем, подхватив прерванную мысль, вновь пустился в безудержные разглагольствования. На сей раз он обратился к буддизму и извлек несколько фраз из буддийских канонов. Потом он вспомнил о своем посещении буддийских монастырей. Однако в середине разговора он неожиданно с пафосом воскликнул:

— У китайцев есть один большой недуг, а именно их полное неумение делать логические обобщения… Как-то я решил сходить в храм Спящего Будды. У ворот Сичжимэнь мне повстречался торговец ячменной похлебкой. Спрашиваю его: как пройти к такому-то храму. Он пустился в объяснения: так, мол, и так. Жестикулирует и плетет всякую околесицу, причем чем дальше, тем больше. А вот если бы он мог обобщать понятия, он все объяснил бы мне ясно и просто: сначала выразил бы понятие гор Сишань — Западных, потом гор Сяншань — Ароматных и, наконец, сделал бы обобщение в виде храма Спящего Будды…

— Скажите, — заметил Ду Шэньсин, — а что, по-вашему, самое главное сейчас? — В его голосе слышались нотки скорби. Глаза Ни Учэна забегали по сторонам, и он обескураженно склонил голову. Он понял, что собеседник имеет в виду войну: Европу, страны Тихого океана, опаленные пламенем этой войны. Он промолчал. Его мысли находились в смятении. На лице появилось выражение, свойственное жителям его родного края: Мэнгуаньтунь и Таоцунь. Покойная мать, будь она сейчас жива, с радостью узнала бы привычную и милую ее сердцу одеревенелую тупость его лица.

— Вы еще очень молоды! Как говорится: «Энергичный человек, который живет в динамичное время, но отнюдь не в динамичном мире». И все же мир вокруг меняется, а вместе с ним должно измениться и государство. «Путь Неба неизменен, но человек должен неуклонно совершенствовать самого себя!» Человеческая жизнь похожа на плавание в лодке по бурному морю. Надо крепко держать руль!