Избранное - [20]

4

Однажды Зогар вбежал к Азиз-хону с криком:

— Смотри, что твоя Ниссо делает: ты ее кормишь, а она у тебя ворует!

Азиз-хон, водивший волосатым пальцем по желтой странице «Лица веры», отложил книгу, поднялся, кряхтя, и пошел за Зогаром в тот конец сада, где среди камней, под густыми деревьями, любила скрываться Ниссо.

Девчонки здесь не оказалось, но Зогар с таинственным видом поманил старика к расщелине между двумя камнями, забежал вперед, разгреб сухие листья.

— Смотри! Это что?

Азиз-хон приник глазами к расщелине, вытащил небольшой узелок.

Зогар услужливо помог развернуть его. В узелке оказались абрикосовые косточки, пшеничные зерна, высохшие ломти ячменных лепешек, сушеные яблоки, слипшаяся в комки тутовая мука. Перья синицы, зубы ящерицы в отдельной тряпочке, несколько стеклянных бусинок, треугольный амулет на шнурке, явно снятый с шеи маленького теленка, из тех, что стояли в коровнике Азиз-хона, и осколок зеркала составляли другую часть припасов, сделанных, несомненно, Ниссо. Зогар ехидно тыкал пальцем в каждую из находок и, льстиво заглядывая Азиз-хону в лицо, приговаривал:

— Видишь?… И это видишь? И это?

Азиз-хон, нахмурясь, стоял над развернутым узелком и раздумывал.

— Позови ее сюда! — резко приказал он, наконец, Зогару, и тот, предвкушая удовольствие увидеть ненавистную ему Ниссо наказанной, помчался к дому.

Азиз-хон, одетый в тот день в белый сиатангский халат, присел на камень. «Может быть, она задумала бежать?» — беспокойно подумал он, но тут же отбросил эту мысль как недопустимое предположение: на его памяти не было случая, чтобы в Яхбаре женщина решилась на такую дерзость, как бегство от мужа. Правда, бывало, что от очень жестоких мужей жены уходили обратно в родительский дом, но это происходило только с ведома и согласия отца, возвращавшего покинутому мужу стоимость потерянного. Столь чудаковатых отцов в Яхбаре находилось мало, но все же за свою долгую жизнь Азиз-хон знал два или три таких случая. А ведь у Ниссо не было ни матери, ни отца, — куда ей стремиться? Да и разве могла она рассчитывать переправиться через Большую Реку без посторонней помощи, а кто здесь, в подвластных Азиз-хону селениях, посмел бы оказать ей такую помощь? Нет, тут дело в чем-то другом…

— Идет! — Перед ханом с плетью в руке возник Зогар.

— А это зачем принес? — кивнул Азиз-хон на плеть.

Зогар развел рот в сладенькую улыбку:

— А бить ее надо?

Азиз-хон медленно поднял испытующий взгляд на Зогара и, внезапно освирепев, вырвал плеть из его руки.

— Да будет оплевана могила твоего сожженного отца! — отрывисто крикнул он и протянул плетью по плечу Зогара. — Пошел вон!

Зогар схватился за плечо, отскочил, залился пронзительным ревом и побрел к дому. Увидев идущую навстречу Ниссо, он оглянулся на старика и, убедившись, что тот на него не смотрит, подбежал к ней и что было силы хватил ее кулаком в грудь. Ниссо вскрикнула, Азиз-хон обернулся, а Зогар, злобно пробормотав: «Еще глаза твои проклятые выбью!», опрометью кинулся в сторону и скрылся за деревьями.

Потирая ушибленную грудь, но без всякого страха Ниссо подошла к Азиз-хону.

— Ты спрятала? — мрачно спросил старик.

— Я! — вызывающе взглянула на него Ниссо.

— Зачем?

— Себе спрятала!

— Знаю, не мне… Отвечай, зачем? Или — вот! — Азиз-хон потряс плетью.

— Бей! — с ненавистью отрезала Ниссо. — Бей, н вот! — и Ниссо откинула голову, подставляя лицо для удара.

Азиз-хон промолчал. Изменив тон, он сказал неожиданно мягко:

— Сядь сюда. Рядом сядь. Скажи по-хорошему. Сердиться не буду.

Ниссо продолжала стоять. Азиз-хон взял ее за руку, притянул к себе. Теперь она стояла, касаясь его колен, глядя в сторону с невыразимой скукой. Азиз-хон попробовал воздействовать на Ниссо добротой:

— Слушай, ты… Я не говорю, как в законе: «Нет женщины, есть палка для кожи ее». Разве я плохой человек?

Ниссо не ответила.

— Почему молчишь? Почему боишься меня?

— Не боюсь! — отрывисто и резко сказала Ниссо. — Пусти.

— Подожди, Ниссо… Поговори со мной… Разве тебе плохо жить у меня? Разве ты мало ешь? Разве нет одежды? Разве я злой? Разве в Дуобе ты знала такую жизнь? Сердце твое черно. Глаза твои злы, как у дикой кошки… Душа твоя всегда в другом месте… Почему, скажи?

— На свою половину зовешь меня, — медленно ответила Ниссо. — В саду спать хочу.

— Э, Ниссо!… Разве я такой с тобой, как с другими? Знаешь, мудрец говорит: «Если ты проведешь у чьих-нибудь дверей год, в конце концов тебе скажут: «Войди за тем, для чего стоишь!» Я твой хозяин, твой властелин, я большой человек, кто скажет, что Азиз-хон не большой человек? Не бью тебя, не приказываю тебе, стою у твоих дверей, жду… Разве я мешаю тебе делать, что хочешь? Разве спрашиваю тебя, зачем носишь от меня тайну? Вот это, например, — Азиз-хон указал ладонью на развернутый узелок, — что?

— Амулеты мои, — коротко бросила Ниссо.

— Хорошо, амулеты, — терпеливо протянул Азиз-хон. — А еда зачем? Лепешки, мука?

— У меня тайны нет… Для друга приношу это!

— У тебя есть… друг?

— Кэклик мой приходит сюда, когда я свищу! — не уловив выражения глаз старика, ответила Ниссо. — Сидит на моей руке, клюет из моей руки. Это плохо? Ты захочешь его отнять? Ты говоришь: ты хороший человек, а твой Зогар, как собака, вынюхивает каждый мой след!