Избранное - [25]

На другой день Сянцзы проснулся очень рано и тотчас выкатил коляску. В голове шумело, мучила изжога — вероятно, оттого, что впервые выпил, но Сянцзы старался не замечать этого. Наслаждаясь утренним ветерком, он сел на землю и стал размышлять. Он знал, что головная боль пройдет, а вот душевный покой не скоро вернется.

Все случившееся этой ночью повергло его в смятение. Сянцзы мучил стыд, сердце сжималось, словно в предчувствии какой-то беды.

Почему Хуню так поступила? Всего несколько часов назад он узнал, что она не девица, а раньше Сянцзы относился к ней с уважением и никогда не слышал о ней ничего дурного. Ее никто не осуждал. Говорили только, что очень уж она сердита и на язык невоздержанна.

Что же случилось ночью? Все это казалось таким нелепым, что Сянцзы даже усомнился, не приснился ли ему дурной сон. Он давно не бывал в «Жэньхэчане», как же она могла его ждать? А что, если ей все равно — с кем?..

Сянцзы опустил голову. Он вырос в деревне, и хотя еще не задумывался о женитьбе, у него имелись свои планы на этот счет. Если он обзаведется собственной коляской, наладит жизнь и захочет жениться, то поедет в деревню и возьмет в жены молодую, сильную и трудолюбивую девушку, которая умеет и постирать и приготовить. Обычно мужчины его возраста, даже обремененные семьей, тайком бегают по белым домам[14]. Однако Сянцзы никогда этого не делал: он решил во что бы то ни стало выбиться в люди и не хотел тратить деньги на женщин, а кроме того, он знал, как страдали от дурных болезней завсегдатаи публичных домов. А ведь некоторым из них не было и двадцати! Наконец, он просто хотел остаться порядочным человеком, быть достойным своей будущей жены. Когда-нибудь он женится на невинной девушке и должен сам быть чист. А теперь, теперь…

Он вспомнил о Хуню. Может быть, она неплохой друг, по как она отвратительна, стара и бесстыдна! Вспоминать о ней было противнее, чем о солдатах, которые отняли у него коляску и чуть не лишили жизни! И она стала его первой женщиной! Из-за нее Сянцзы чувствовал себя развратником…

А что, если об этом заговорят? Что, если слух дойдет до Лю Сые? Знает ли старик, что его дочь — подпорченный товар? Если не знает, тогда он, Сянцзы, окажется во всем виноватым. А если старику давно все известно и он просто не желает сдерживать свою дочь — что же они тогда за люди? И он водится с такими подонками! Выходит, и сам он такой же негодяй? А вдруг они захотят его женить? Нет, ему не нужна такая жена. Все равно, сколько у ее отца колясок — шестьдесят, шестьсот или шесть тысяч. Надо немедленно оставить «Жэньхэчан», разом порвать с ними всеми. Когда-нибудь он снова купит коляску, а потом найдет себе достойную пару.

Он почувствовал себя молодцом: нечего бояться, не о чем печалиться, нужно лишь не жалеть сил, и все желания его исполнятся.

Подвернулись два пассажира, но Сянцзы с ними не сговорился, и настроение у него снова испортилось. Он не хотел больше думать о Хуню, однако мысли о ней преследовали его, волновали кровь. Он никогда не переживал ничего подобного. Даже если он порвет с ней, забыть ее все равно не сможет. Ему казалось, что он осквернил не только свое тело, но и душу, и это грязное пятно останется на всю жизнь. Однако, несмотря на ненависть и отвращение, которые он испытывал к Хуню, она не выходила у него из головы. Как только он пытался забыть о ней, она неожиданно вставала перед глазами, бесстыдная, голая, предлагая ему свое безобразное и вместе с тем влекущее тело. Он походил на человека, которого засасывает зловонная трясина. Хотя все произошло так грубо и было так отвратительно, он не мог забыть эту ночь. Он старался не думать, но воспоминания всплывали сами собой, словно пустили корни в его сердце. Близость с женщиной была для него не только чем-то новым, она внесла в его жизнь тревогу. Сянцзы не знал, как вести себя с Хуню дальше. Он походил на мошку, попавшую в сети паука.

Сянцзы машинально отвез нескольких пассажиров, но даже в те минуты, когда он бежал с коляской, его не покидала мысль о случившемся. Он не помнил всего, в памяти всплывали какие-то отрывочные образы, неясные, горячечные, бередящие сердце. Ему захотелось напиться до потери сознания — может, станет легче, и он избавится от этих мучений! Но он не посмел. Он не должен губить себя из-за женщины! Снова пытался думать о коляске, но не мог теперь сосредоточиться, что-то мешало ему: едва он вспоминал о коляске, как мысли его заволакивало туманом, будто тучи в небе заслоняли солнце.

Вечером, закончив работу, он почувствовал еще большую тяжесть на душе. Он боялся возвращаться в «Жэньхэчан», но деваться было некуда. А что, если он встретит ее? Что тогда делать? Сянцзы кружил по улицам с пустой коляской, раза три приближался к «Жэньхэчану», но вновь поворачивал и катил куда глаза глядят. Он походил на школьника, который впервые сбежал с урока и не решается вернуться домой.

Но удивительно, чем больше он хотел избавиться от Хуню, тем сильнее его влекло к ней. С наступлением темноты мысли о ней становились все настойчивее. Он знал, что не должен думать об этой женщине, но разбуженное желание говорило другое. Он испытывал такое же чувство, как в детстве, когда разорял осиные гнезда: и страшно, и руки дрожат от нетерпения, будто дьявол тебя подстрекает! Он чувствовал, что эта страсть сильнее его, что она способна его погубить, но не в силах был ей противиться.