Избранное - [36]

— Андрей! — услышал он далекий голос. — Вы спите?

Голос доносился из-за реки, с той стороны. Там по колена в воде стояла девушка с дорожным узелком, в легком белом платье и глазами пронзительной синевы смотрела на Андрея. И ноги ее покраснели, наверное, оттого, что вода холодная.

— Вы еще не спите? — снова услышал Андрей.

Он очнулся и понял, что это голос Светланы.

— Нет, не сплю, — сказал он.

— Какие здесь у вас удивительные ночи. Какие-то специфические, — сказала Светлана из соседнего полога. — В такие ночи просто не заснуть. Какое-то у вас особенное все ночью, все святое. Я думаю, что если бы я могла поверить в бога, то именно здесь.

— Никто у нас уж здесь давно не верит в бога. Здесь люди верят в землю, да в хлеб, да в песни.

— Нет, вы меня не так поняли. Я говорю в том смысле, что здесь нельзя жить и не верить во что-то прекрасное, как вот ваши леса, цветы или хотя бы глаза вашей матери.

Андрей промолчал.

— Я всего первый раз в экспедиции. Я училась до этого. Наш отряд работает уже больше месяца, — продолжала Светлана, — и с каждым днем все больше мне не хочется уезжать отсюда. Остаться жить здесь навсегда. Вот хотя бы в этом доме. Скажите, вы оставили бы меня жить в этом доме?

У Андрея перехватило дыхание, словно он продолжал смотреть туда, за реку. Он глубоко вдохнул воздух и сказал:

— Почему же нет? Вам только надо захотеть. Но везде верить в хорошее можно. А какие у вас в городах дома, как дворцы! И свет ночью. В наших сказках о таком свете никто не слыхивал.

— О, это все очень быстро надоедает, — вздохнула Светлана. — Хочется чего-то такого… Настоящего.

— А я думаю, на свете все настоящее. Вот вы лежите сейчас в пологе, и мы разговариваем. Разве вы не настоящая?

— Я-то настоящая. Потому мне все здесь так и нравится. Впрочем, уже второй час. Спать надо. А ваша туча и верно все на месте стоит. Только дышит.

— Да. Она дня через два соберется. А что спать, то спать нужно, да уже не хочется.

— А я опять захотела. Давайте спать.

Ранним утром по лесу, счастливо задыхающемуся от солнца и от росы, шел Андрей на покос. Еще не было ни обабков, ни подосиновиков, но во всем еловом воздухе стоял мучительный и сладкий запах грибов. Андрей шел тяжело. Он припоминал всю эту мимолетную ночь и комаров, которые до утра били в полог, словно в тонкий, легкий колокол, и ровный сон Светланы, и длинное ее уверенное дыхание, которое наступило сразу после слов «давайте спать» и так и не прекращалось до самой той поры, когда Андрей встал, оделся и отправился в избу.

Лес кончился, и Андрей вышел тропою к реке, вдоль всего берега которой километра на два были срезаны косами травы. И пахло густо, пьяно, словно табаком. Бригада уже расходилась по берегу с граблями. Андрей прошел к кострищу, где со вчерашнего дня лежали возле пустого черного котла грабли, и тоже отправился ворошить сено.

Потом ждали, когда сено просохнет от росы. Сидели на берегу, купались в реке. Андрей выкупался дважды, ныряя до самого дна, где зацепилась под берегом коряга и висела и двигалась в воде как сом. Пошли сгребать. Мать и Андрей становились с разных концов валка и гребли друг другу навстречу. Встречались. Мать смотрела Андрею в лицо, но ничего не говорила.

В полдень, под зноем солнца и душным ветром из-под тучи, взялись метать стога. По двое брали носилки — два длинных шеста, поддевали копны с земли, а парнишек ставили на стоговище.

Тут и вышла из лесу Светлана.

Светлана зашла с дальнего края, откуда Нинка Игнатьева со своим десятилетним Колькой таскали копны к стогу, который метал Андрей. Нинка была низенькая, объемистая, с большим животом, огромной вислой грудью и с могучими руками пахаря. Она с копною шла твердо босиком по стерне, ступала коротко прямыми толстыми ногами, а Колька семенил сзади, и приседал, и подгибался, словно выпрашивал чего-то. Светлана подошла к Кольке сзади, отобрала носилки и, крепко взявшись за рукоятки шестов, понесла сама с Нинкой, тоже ступая твердо, но порой чуть приседая.

Возле стога развернули носилки боком и свалили сено Андрею под ноги. Андрей оглянулся и улыбнулся Светлане.

— Бог помочь, — сказала Светлана и тоже улыбнулась.

— На бога надейся, а сам не плошай, — усмехнулся Андрей.

— Работай, работай, да приворовывай, бог и окажет помочь, — засмеялась Нинка.

Жара тяжелела. В жаре гремели оводы. Овод ударил Светлану в щеку и упал под ноги. Второй ударил в спину и сел на кофту, и слышно было, как он пополз по спине. Назад шли медленно, глубоко вдыхали густой, жаркий воздух. Отдыхали. Нинка ступила прямо в шмелиное гнездо, охнула и отскочила и села на землю. Шмели, золотые, прозрачные, толстые, зло расползались по земле, словно для разбега, и один за другим взлетели как с аэродрома.

Нинка обеими руками высоко подняла свою мясистую ногу и разглядывала подошву напряженно, будто сквозь очки.

— Смотри, улетишь, — крикнул издали какой-то парень.

— Улечу, так недалече, — усмехнулась Нинка, нашла в пальце крошечное вороное жало, выхватила его и бросила в траву. — Ишь, пропадинка, — усмехнулась она, — прохватил, аж до печенок.

Принесли вторые носилки. Опять развернулись у Андрея за спиной, и Светлана кинула ношу ему под самые ноги, под колени, Андрей оступился и спиной упал в сено. Светлана захохотала, схватила охапку и бросила Андрею в лицо. Андрей вскочил, поймал ее за плечи и повалил и забросал сеном. Все вокруг хохотали.