Избранное - [191]

— Не казните себя, — уговаривал Александр Михайлович, — деньги из партийной кассы — не подаяние, это материальная поддержка революционера, у вас же нет счета в банке. Наконец, возьмите в долг, устроитесь на службу, разживетесь, вернете в партийную кассу, — ухватился Александр Михайлович за последнюю возможность заставить Лидию взять деньги.

— Месяца на три, пожалуй, взяла бы. — Лидия задумалась, прикинула свои возможности и сказала твердо: — На четыре месяца, не больше.

На Литейном проспекте они зашли в кондитерскую, Александр Михайлович постарался официально обставить передачу денег.

— Пишите расписку.

Не нашлось листка бумаги. Александр Михайлович оторвал полоску от меню.

— Несерьезная расписка, — возразила Лидия.

— У партии пока нет гербовой бумаги, пишите, документ и на клочке законный. — Он сам открыл ридикюль и положил туда деньги.

27

Красин сумел незаметно выйти к новой даче. После обеда все собрались в гостиной. Березин и Микко играли в шашки, Александр Михайлович наблюдал за ходом игры.

В хорошо отглаженном светлом костюме, с тростью, Красин выглядел богатым барином. Вел он себя странно: поздоровался и сразу прошел в угловую комнату, которую занимал Александр Михайлович, засунул саквояж под кровать, вернулся в гостиную, дверь же оставил открытой.

Интересный и остроумный собеседник, сегодня Красин был крайне неразговорчив, мрачен. Березин быстро разгадал причину его скованности, шепнул Микко: «Мешаем». Взяв весла в сарае, они отправились на озеро. Марья наказала им купить в лавке Пильца несколько кусков простого мыла. Она долго с берега просвещала сына, какие прожилки у настоящего жу́ковского.

Как только они ушли, Леонид Борисович запер входную дверь, вытащил из-под кровати саквояж, положил к себе на колени.

— Требуется художник, — сказал он. — Дело тонкое, объявление в газете не дашь. Нужен талант и чтобы был свой человек.

В саквояже доверху аккуратно сложены пачки денег.

— Фальшивые? — спросил Александр Михайлович, подумав, что Красину требуется художник для доводки поддельных кредитных билетов.

— Из тифлисского казначейства поступили, — сказал Красин и сорвал бандероль с одной пачки. — Настоящие, а не разменять, номера известны в банках и меняльных конторах.

Александр Михайлович восхищался смелостью Камо, в минувшем июне совершившего дерзкую экспроприацию в Тифлисе. И вот перед ним те деньги, что захвачены в царском казначействе. Эти кредитные билеты добыты с риском для жизни, а цена им пока не больше, чем цветным картинкам.

— В саквояже двести тысяч рублей, — сказал Леонид Борисович. — Это для партии большой капитал. Деньги позарез нужны на типографское дело, нужно поддержать политических ссыльных. Сколько хороших товарищей гибнет от чахотки.

На вокзал Красина повез Микко. Собрался провожать Александр Михайлович.

— Оставайтесь дома, — мягко попросил Красин. — Я не люблю проводов, так спокойнее. И времени мало. Хорошенько все обдумайте и взвесьте. Искусно заменить номера в кредитках, уверяю, это не бомбу провезти через границу, куда труднее.

Где найти художника, обладающего навыками гравера, который согласился бы выполнить эту адову работу? В Финляндии не было на примете такого человека. Нужно ехать в Петербург.

Александр Михайлович вытащил из пачки несколько пятисотенных билетов, чтобы не помять, положил их в учебник естествознания. В поездке, как пасьянс, раскладывал он в памяти своих знакомых. В экспедиции изготовления государственных бумаг — никого. И искать не стоит — хлопоты большие, а успех сомнительный — в экспедиции служат обласканные работники, дорожат своим местом. У Ольги знакомый учится в Академии художеств. Он одаренный человек, настроен критически к царствующему дому, но не проверен на опасном поручении. Оставалась Афанасия Шмидт, та самая Фаня Беленькая, которую Александр Михайлович устроил в музей. Это же свой человек, проверенный. В музее подпольщики хранили оружие.

Произошел даже забавный казус. Фаня была вынуждена спрятать револьвер в муляж окорока. А это был экспонат, намеченный на международную выставку. Муляж увезли в Дрезден. Сколько людей прикасались к окороку, и никто не обнаружил тайника.

Александр Михайлович не застал Фаню дома, к дверям комнаты была приколота записка: «Уехала в Петровский парк, буду дома к вечеру». Выйдя на улицу, он подозвал извозчика, велел ехать на Петербургскую сторону.

Художницу Александр Михайлович нашел у пруда. Она рисовала отслужившую свое полузатопленную лодку в камышах.

— Душой отдыхаете, а я… — начал смущенно Александр Михайлович, — покушение готовлю.

— Понадобилась? — спросила Фаня и сощурила до щелочек смеющиеся глаза. — Между прочим, записку я оставляла Ольге. Но, право, сердиться не буду, что разыскали, пора свертываться, покинуло настроение, не рисую, малярничаю.

Фаня тюкнула кисточкой в холст и радостно воскликнула:

— Нашла! Жалела, что холст испортила, не получались заплата и вмятина на лодке. Мазок — и все заиграло! — Неожиданно найденное решение подняло настроение, Фаня сказала: — Услуга за услугу, приказывайте, нужно — звезду с неба достану.

— Прекрасно! За вдохновение потребую плату, — в тон ей ответил Александр Михайлович и заметил: — Звезды — ведомство поэтов. Моя просьба проще, и по вашей прямой специальности.