Избранное - [3]

— Ну что? — интересовались Шлепанцы. — Как реагировала публика?

— Да никак! Советовали нас чем-то смазать.

— Канифолью, наверное! — подхватывали Шлепанцы. — Слышали мы этих любителей канифоли, — разве у них скрип? А тоже называются — Скрипки! Вот у вас…

Ботинки стояли, задрав носы от удовольствия. Им даже было немножко приятно, что их не понимают, недооценивают, и они с радостью внимали словам Шлепанцев:

— Ничего, ваше время придет!

И время Ботинок действительно пришло. Их смазали, но, конечно, не канифолью, а обыкновенным жиром. Ботинкам, как видно, жир понравился, они успокоились и перестали скрипеть. В комнате стало совсем тихо.

И только временами из-под кровати доносился сокрушенный вздох Шлепанцев:

— Какой талант загубили!

СИЛЬНЫЙ АРГУМЕНТ

Мелок трудился вовсю. Он что-то писал, чертил, подсчитывал, а когда заполнил всю доску, отошел в сторону, спрашивая у окружающих:

— Ну, теперь понятно?

Тряпке было непонятно, и поэтому ей захотелось спорить. А так как иных доводов у нее не было, она просто взяла и стерла с доски все написанное.

Против такого аргумента трудно было возражать: Тряпка явно использовала свое служебное положение.

Но Мелок и не думал сдаваться. Он принялся доказывать все с самого начала — очень подробно, обстоятельно, на всю доску.

Мысли его были достаточно убедительны, но — что поделаешь! — Тряпка опять ничего не поняла. И когда Мелок окончил, она лениво и небрежно снова стерла с доски все написанное.

Все, что так долго доказывал Мелок, чему он отдал себя без остатка…

СОСЕДКИ

Вот здесь живет Спесь, а через дорогу от нее — Глупость. Добрые соседки, хоть характерами и несхожи: Глупость весела и болтлива, Спесь — мрачна и неразговорчива. Но — ладят.

Прибегает однажды Глупость к Спеси:

— Ох, соседка, ну и радость у меня! Сколько лет сарай протекал, скотина хворала, а вчера крыша обвалилась, скотину прибило, и так я одним разом от двух бед избавилась.

— М-да, — соглашается Спесь. — Бывает…

— Хотелось бы мне, — продолжает Глупость, — отметить это событие. Гостей пригласить, что ли. Только кого позвать — посоветуй.

— Что там выбирать, — говорит Спесь. — Всех зови. А то, гляди, подумают, что ты бедная!

— Не много ли — всех? — сомневается Глупость. — Это ж мне все продать, все из хаты вынести, чтоб накормить такую ораву…

— Так и сделай, — наставляет Спесь. — Пусть знают.

Продала Глупость все свое добро, созвала гостей. Попировали, погуляли на радостях, а как ушли гости — осталась Глупость в пустой хате. Головы приклонить — и то не на что. А тут еще Спесь со своими обидами.

— Насоветовала, — говорит, — я тебе — себе на лихо. Теперь о тебе только и разговору, а меня — совсем не замечают. Не знаю, как быть. Может, посоветуешь?

— А ты хату подожги, — советует Глупость. — На пожар-то они все сбегутся.

Так и сделала Спесь: подожгла свою хату.

Сбежался народ. Смотрят на Спесь, пальцами показывают.

Довольна Спесь. Так нос задрала, что с пожарной каланчи не достанешь.

Но недолго пришлось ей радоваться. Хата сгорела, разошелся народ, и осталась Спесь посреди улицы. Постояла, постояла, а потом — деваться некуда — пошла к Глупости:

— Принимай, соседка. Жить мне теперь негде.

— Заходи, — приглашает Глупость, — живи. Жаль, что угостить тебя нечем: пусто в хате, ничего не осталось.

— Ладно, — говорит Спесь. — Пусто так пусто. Ты только виду не показывай!

С тех пор и живут они вместе. Друг без дружки — ни на шаг. Где Глупость — там обязательно Спесь, а где Спесь — обязательно Глупость.

ЛИНЕЙКА

Линейка говорит Перу: «Ты, братец, не хитри!

Уж если хочешь что сказать, то прямо говори.

По строчкам нечего петлять, значки-крючки вычерчивать,

Чтоб только зря интриговать читателей доверчивых.

Нет, если хочется тебе, Перо, иметь успех, —

Прямую линию веди, понятную для всех».

ПРЕСС-ПАПЬЕ

Ох и достается Пресс-папье!

Целый день какие-то помехи:

Тут дела на письменном столе,

А его зовут колоть орехи.

То его зачислят в молотки,

То в подставки, то еще во что-то…

И чернила сохнут от тоски,

От его общественной работы.

БРИТВЫ

Какою бритвою скорей

Лицо себе поранить можно?

Не той, которая острей, —

С тупою будьте осторожны.

Пускай не вызовет обид

И шутка в нашем разговоре:

Острота зла не причинит,

А тупость — причиняет горе.

ШКАФ

Он очень содержателен.

И скромен: посмотри —

Он даже носит платье

Не сверху, а внутри.

А тот, кому он служит,

Иной имеет вкус:

Он разодет снаружи,

А в середине пуст.

ПЕДАГОГИЧЕСКОЕ

Развязный Галстук весел и беспечен,

И жизнь его привольна и пестра:

Заглядывает в рюмку что ни вечер,

Болтается по скверам до утра,

Сидит на шее и забот не знает

И так в безделье проживает век…

Подумайте!

А ведь его хозяин

Вполне, вполне приличный человек!

ТРЮМО

Трюмо терпеть не может лжи

И тем и знаменито,

Что зеркала его души

Для каждого открыты.

А в них —

То кресло,

То комод,

То рухлядь,

То обновки…

Меняется душа Трюмо

Со сменой обстановки.

ТУФЛЯ

Нарядная Туфля — царица паркета,

Вздыхают по ней Сапоги и Штиблеты,

И только обутая в Туфлю нога

В ней видит жестокого, злого врага.

Ей, видимо, больше о Туфле известно:

У них отношения — самые тесные.

В КУРЯТНИКЕ

«Наседки, у меня серьезная натура,

И нечего впустую строить куры.

В работе нашей главное — степенность,