Избранное - [67]

Когда выходишь с ледяной дороги, в глаза бросается здание «женский труд» — Woman’s Building. Его проектировала архитектор — барышня из Бостона. Этим зданием американцы всем прожужжали уши, но чем оно так замечательно — я не постиг. Как только входишь в центральный зал, глазам открываются произведения живописи и скульптуры. Но и скульптура и живопись — заурядные, ничего особенного. Здесь же можно проследить историю женской одежды, начиная с фигового листка и кончая самыми роскошными и дорогими нарядами. Видишь произведения мастеров швейного дела, предметы, предназначенные для детей, всевозможные игрушки; тут же выставлены вышивки и прочие изящные поделки — продукт обеспеченной жизни, когда в расчет не берется ни время, ни труд, затраченный на рукоделие. Наверху, на галерее, множество рисунков — такие рисунки могли бы прославить школьниц, но никак не современную женщину. Там же залы, где заседают всевозможные женские конгрессы. Но то, что действительно неоспоримо говорит в пользу современной женщины, — так это женская литература.

Насколько я мог заметить, этот павильон, бесспорно интересный, сравнительно мало посещается мужчинами, больше женщинами.

Побывали мы и в здании садоводства. Так как мы не ботаники и не бахчеводы, нам не было нужды долго там задерживаться — просто прошли из конца в конец длинное помещение, поворачивая голову то направо, то налево и разглядывая растения, доставленные сюда из всех частей света. Между прочим, я обратил внимание на растительный мир Австралии, который раньше знал только по рисункам, и интересно, что, когда я увидел его в натуре, он показался мне уже знакомым, словно я видел его не в первый раз. Здесь были фрукты и овощи колоссального размера, но еще больше они в павильоне Калифорнии, который превзошел все наши ожидания. Позже я еще скажу о нем несколько слов. В центре здания, в котором мы находились, был круглый зал под огромным стеклянным куполом. В нем были высажены на скалу гигантские тропические растения, макушки которых почти касались купола. В скале была устроена пещера, стены которой усеяны миллионами кристаллов. Представьте, какое исходит сияние, когда в них отражается свет электрических ламп. Здесь же продаются в качестве сувениров кристаллы и изделия из них.

Дальше идет павильон транспорта. Когда я говорю  п а в и л ь о н, ваше воображение не должно сразу же обращаться к Пловдивской выставке и принимать за мерило ее павильоны. Павильон транспорта, например, имеет 245760 квадратных футов, таков же и павильон садоводства. Это величественные здания с прекрасными фасадами. Архитектор надолго задержался бы перед ними. Внутри демонстрируются все виды транспорта, какими когда-либо пользовались люди, начиная с первых, грубых и неповоротливых колесниц до самых усовершенствованных локомотивов и комфортабельных вагнеровских и пульмановских вагонов, которые поражают роскошью и удобствами; начиная с доисторических речных посудин до самых грандиозных пассажирских пароходов и военных кораблей. Трамваи, конные и электрические омнибусы, дилижансы, фиакры, ландо, кабриолеты и тысячи других пассажирских, пожарных и грузовых повозок различной формы и величины заполняют это огромное здание. Верхние галереи заставлены велосипедами и моделями кораблей. Здесь мы видели миниатюрные составы, бегающие в подвесном состоянии по круговым рельсам, и такие, у которых рельсы не сверху и не снизу, а сбоку. Первый американский локомотив выглядит игрушкой по сравнению с выставленными рядом современными гигантами-паровозами и вагонами, внутренняя отделка которых — изящное сочетание орехового дерева, шелка, бархата, хрусталя и электрического блеска — способна удовлетворить самый утонченный вкус.

На отделе шахт не будем останавливаться… Вошли, посмотрели на громадные обелиски из каменного угля, красивые статуй из чистой, почти прозрачной соли, железную, медную, серебряную и золотую руду, мрамор, гранит и множество драгоценных камней — и все.

Иное дело павильон электричества. Пусти в него корову, и у нее голова пойдет кругом от восхищения. Это роскошное здание занимает 238050 квадратных футов, и вечером его залы подобны залам волшебного дворца. И представьте себе, при желании я могу восстановить в памяти множество мелких и незначительных экспонатов, попадавшихся мне на выставке, но, дойдя до этого волшебного дворца, не могу вспомнить абсолютно ничего по отдельности. Вот хотя бы сейчас, сижу с пером в руках, напрягаю память и силюсь вспомнить хотя бы пять предметов из тысяч, заполняющих его залы, силюсь и не могу. Это еще раз убеждает меня, что, вступив в этот дворец, я был настолько поражен и оглушен его величием и блеском, что перед моими глазами все слилось в сплошную фантастическую феерию, а быстро сменяющаяся игра света и красок ослепила и не дала возможности сосредоточиться на отдельных предметах. В здании, заполненном тысячами всевозможных электрических ламп, шла такая смена тьмы и света, такая игра всех цветов радуги с самыми разнообразными их оттенками, что казалось, будто ты в нереальном мире. Перед этим великолепием бледнеют картины тысячи и одной ночи! Изощренная фантазия восточных поэтов ни во сне, ни наяву не могла достичь тех высот, которых достиг холодный ум цивилизованного человека…