Избранное. Из гулаговского архива - [97]
6/VI. А когда соберусь — черт знает. Надо, надо отсюда вообще удирать. А куда и как?
Если бы ближе к Москве, если бы найти какой-ниб<удь> угол где-ниб<удь> в Малоярославце или Александрове (Сев. ж. д.).
Все только „если бы“.
А здесь две перспективы. Подохнуть с голоду или сойти с ума от катастрофического безделья. Жаль, что Вы не сможете ознакомиться хотя бы с одним экземпляром из среды местной интеллигенции. Что чеховщина, что щедринщина! Все бледнеет. Разве сологубовский Передонов устоит и не померкнет. И Передонов этот принял прелюбопытнейшую модернизированную форму, солидаризируясь, так сказать, со стилем эпохи.
<…> Сейчас читаю третий том „Истории дипломатии“ (Версальский мир и все вытекающие отсюда последствия). Что ж? История повторяется. Воистину „общество и государство держатся на людской глупости и убожестве. А в этих спорах никогда не будет недостатка“ (Ан. Франс). Прочла „Ивана Грозного“ покойного А. Н. Толстого. Сугубая реабилитация с весьма сугубой задней мыслью. Покойник (не Ив. Грозный, а Толстой) был не дурак и, несмотря на свою барственную толщину — простите за дурной каламбур, — политик очень тонкий.
Рекомендованные Вами статьи и книги, к сожалению, не могу достать. В здешней библиотеке свежих журналов не добьешься. А библиотекарши? Они записывают в ваш листок „Заговор Катилины“, очевидно, удивляясь, почему напечатано столь ошибочно, почему не „Катерины“. А в горестных чертах их лиц преобладает выражение полнейшего отвращения и к книгам, и к читателям. И правильно: умножающий познание умножает скорбь.
До завтра. Завтра отправляю Вам залежавшееся у меня письмо, а это — на днях. <…> Я тоже хочу писать, но только не утопию, а действительность. Но у меня отбиты руки. Э, да что говорить. Не трать, Фома, здоровья — ступай ко дну.
9/VI. Вчера пролила слезу, прочтя в публицистических ведомостях, что мой хороший знакомый артист Царев М. И. получил 2-ю Сталинскую премию. <…>
11/VI. А проливши слезу по поводу чужой премии, я пришла к выводу, что у этого бывшего доброго знакомого следует попросить деньжат. Да ведь большому кораблю большое плаванье. Ну как, напр<имер>, не пропить несколько сотен, а то и тысяч? Подыхающего с голоду человека эти несколько сотен буквально спасли бы. Но „соль земли“ следует правилу Уайльда: необходимо только излишнее.
Не шутя, Петр Авдеевич, скоро подохну. Омерзительное беспрерывное чувство сердечной слабости, одышка, поистине сумасшедший кашель, особенно к утру. Все это усугубляется непрерывным же язвительным холодом. Хоть бы в Москву успеть съездить или вообще перебраться на новое место и там протянуть ноги. В Калуге даже околевать противно. Едва ли, впрочем, я добьюсь комфортабельной кончины.
А уж характер ангельским становится. Тяжело злишься и тявкаешь, как шавка, в очередях, лаешь на работе, рычишь и шипишь в обстановке ежедневного мирного житья. Если Вас я в чем-ниб<удь> в своих письмах задела, извините. Надеюсь, Вам без слов понятно, что особенной тихоструйностью в моих условиях отличаться нельзя. В атмосфере густой матерщины, суетни, злости, нищеты и свинохамства читаю Расина. Пикантное сочетание, вроде торта с хреном.
13/VI. А сегодня читала в 3–4 №№ „Октября“ за 1946 г. начало романа, очевидно, писательницы из новых, Антонины Коптяевой „Товарищ Анна“. Добыча золота на Алдане, две „завлекательные“ героини: директор управления рудника Анна и врач Валентина. Скука густо замешанная. Инженер, ухаживающий за врачом Валентиной, кормит шоколадом собаку врача. В наше время это звучит или неправдоподобно, или мерзко.
Вы снова замолчали, хитрый хохол. А я чертовски хочу в Москву. Сегодня сыночек тридцати четырех лет крыл матом 67-летнюю мамашу, щедро обещая убить, проломать голову стулом и т. д.
Волей необходимости я вынуждена все это выслушивать. Квартиру не найдешь.
И этот беспросветный мат, невероятное послевоенное огрубление, феноменальное взяточничество и воровство <…> — повсюду. А литература занимается в силу всяческих причин лакировкой действительности. Да и вообще все это закупоривается, общественной борьбы, борьбы в печати с этими страшными явлениями нет. А явления эти чреваты большой опасностью. <…>
Поговорить с Вами очень хочу. У Вас тьма недостатков (как и у меня), но все-таки Вы свой человек, хоть и живете в облаках. А я в сортире. Иного названия местным обстановочкам не придумаешь.
Получили ли Вы мои два письма? Одно полуругательное и с вложением Бор. Л., другое пухлое, как перина. <…>
Может быть, скоро увидимся.
Ваша А. Б.
Пишите».
На первой странице дневника 1946–1947 гг. рукой А. Барковой написано: «Собственноручные записи. Изъято у меня 25/VI при обыске, 63 листа», — стоит ее подпись.
Мечта убежать под пальмы Таити в гогеновский рай. — Гоген Эжен-Анри-Поль (1848–1903), французский художник-импрессионист, последние годы жизни провел на Таити, создал множество картин на таитянские сюжеты.
Фигнер Вера Николаевна (1852–1942) — деятельница революционного движения, член исполкома «Народной воли», писательница; образ Веры Фигнер неоднократно привлекал внимание А. Барковой, в 1950 г. ею была написана поэма «Вера Фигнер» (см.: Возвращение, с. 117–120).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
А. А. Баркова (1901–1976) начала свою литературную деятельность в первые годы революции в поэтическом объединении при ивановской газете «Рабочий край». Первый ее сборник стихов «Женщина» вышел в Петрограде в 1922 году. «Возвращение» — вторая поэтическая книга А. Барковой. Большой перерыв между этими изданиями объясняется прежде всего трагическими обстоятельствами жизни поэтессы. Более двадцати лет провела Баркова в сталинских лагерях.В сборник «Возвращение» входят стихи А. Барковой разных лет. Большинство из них публикуется впервые.
А. А. Баркова (1901–1976), более известная как поэтесса и легендарный политзек (три срока в лагерях… «за мысли»), свыше полувека назад в своей оригинальной талантливой прозе пророчески «нарисовала» многое из того, что с нами случилось в последние десятилетия.Наряду с уже увидевшими свет повестями, рассказами, эссе, в книгу включены два никогда не публиковавшихся произведения — антиутопия «Освобождение Гынгуании» (1957 г.) и сатирический рассказ «Стюдень» (1963).Книга содержит вступительную статью, комментарии и примечания.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Елена Девос – профессиональный журналист, поэт и литературовед. Героиня ее романа «Уроки русского», вдохновившись примером Фани Паскаль, подруги Людвига Витгенштейна, жившей в Кембридже в 30-х годах ХХ века, решила преподавать русский язык иностранцам. Но преподавать не нудно и скучно, а весело и с огоньком, чтобы в процессе преподавания передать саму русскую культуру и получше узнать тех, кто никогда не читал Достоевского в оригинале. Каждый ученик – это целая вселенная, целая жизнь, полная подъемов и падений. Безумно популярный сегодня формат fun education – когда люди за короткое время учатся новой профессии или просто новому знанию о чем-то – преподнесен автором как новая жизненная философия.
Ароматы – не просто пахучие молекулы вокруг вас, они живые и могут поведать истории, главное внимательно слушать. А я еще быстро записывала, и получилась эта книга. В ней истории, рассказанные для моего носа. Скорее всего, они не будут похожи на истории, звучащие для вас, у вас будут свои, потому что у вас другой нос, другое сердце и другая душа. Но ароматы старались, и я очень хочу поделиться с вами этими историями.
Пенелопа Фицджеральд – английская писательница, которую газета «Таймс» включила в число пятидесяти крупнейших писателей послевоенного периода. В 1979 году за роман «В открытом море» она была удостоена Букеровской премии, правда в победу свою она до последнего не верила. Но удача все-таки улыбнулась ей. «В открытом море» – история столкновения нескольких жизней таких разных людей. Ненны, увязшей в проблемах матери двух прекрасных дочерей; Мориса, настоящего мечтателя и искателя приключений; Юной Марты, очарованной Генрихом, богатым молодым человеком, перед которым открыт весь мир.
Православный священник решил открыть двери своего дома всем нуждающимся. Много лет там жили несчастные. Он любил их по мере сил и всем обеспечивал, старался всегда поступать по-евангельски. Цепь гонений не смогла разрушить этот дом и храм. Но оказалось, что разрушение таилось внутри дома. Матушка, внешне поддерживая супруга, скрыто и люто ненавидела его и всё, что он делал, а также всех кто жил в этом доме. Ненависть разъедала её душу, пока не произошёл взрыв.