Избранное - [204]

Старый мастер закрыл глаза и откинул голову назад. В этот момент он выглядел совсем дряхлым стариком.

— И еще — давай уж я и об этом скажу, пока в ударе, а то как бы я потом не раздумал…

Мак Бетт вынул большой красный носовой платок, поплевал на него и стал осторожно стирать остатки запекшейся крови со лба мальчика.

— Так вот, еще была у меня мысль, чтобы ты стал моим преемником и дело после моей смерти тебе отошло. У меня ведь нет ни детей, ни наследников. Когда-то строил я такие же планы и с Сириусом, да где там, все пошло прахом, шальной он был человек. Может, конечно, и некрасиво так говорить об умершем, но он и вправду был шальной, иначе не скажешь. Валялся и писал на обоях, вот он чем занимался, и эту его писанину, я ведь ее всю сохранил — а вдруг в ней что-то есть. Сперва я хотел сжечь весь этот хлам, но какой-то голос внутри меня сказал: а ну как в этом все-таки что-то есть? А ну как явится однажды ученый человек и скажет: «Знаешь, Мак Бетт, это ты можешь продать и выручить немалый куш!» Чего на свете не бывает. Но постой, к чему я, собственно, это-то приплел? Пошли-ка лучше к твоей матери. Тебе ведь уже полегче, верно? Глаз совсем заплыл — ну да, так и должно быть. Ничего, все у тебя пройдет, увидишь.

Оле Брэнди и Король Крабов были одни дома в Гладильне. Они только что перекусили и сидели еще за столом. Оле Брэнди раскурил свою трубку. Глаза его метали молнии сквозь едкие облачка дыма.

— Можешь ничего не говорить, Мак Бетт! — презрительно прорычал он. — Ты не первый раз заносишь над людьми свою руку убийцы!

— Ну-ну, потише! — угрожающе отпарировал малярный мастер. — Я не с тобой пришел разговаривать. Перед тобой мне виниться не в чем.

Они не отрываясь смотрели друг на друга. Орфей здоровым глазом опасливо косился то на одного, то на другого. Они были злы и оба, каждый по-своему, имели страшный, пугающий вид: Оле со своим сломанным носом и насмешливым ртом и Мак Бетт со своим жестким, колючим взглядом и белыми бачками.

Орфей с подступившим к горлу комком должен был себе признаться, что любит их обоих, как своих дедушек. Ему невольно вспомнились Авраам, Исаак и другие чудаковатые старцы из библейской истории, они тоже порою горячились и вздорили, но при этом всегда оставались добрыми и славными людьми. У него заскребло на сердце, когда он услышал, что Оле Брэнди вновь принялся отчитывать Мак Бетта.

Но это не вылилось в обыкновенную, грубую и недостойную ругню, хоть Оле и не стеснялся в выражениях.

— Ведь ты, Мак Бетт, — сказал он, — ведь ты уж полвека все маляришь да клеишь обои, клеишь да мажешь, малюешь да ляпаешь, копишь да собираешь, сам-то сухой, чахлый, с ядом в глазах, и все для чего — чтобы вечерами сидеть одному и копаться в своих деньгах, запуская в них руки по самый локоть! А не дай бог, бедняга ученик капнет соплями на твои драгоценные обои, ты ему горло готов перегрызть, ты впиваешься в него своими клыками, а потом проливаешь крокодиловы слезы, совесть тебя грызет нечистая, да и есть отчего ей нечистой-то быть, тьфу, там дерьма поди-ка и не выгребешь!

— Ну-ну, потише! — прикрикнул Мак Бетт.

Дрожа от негодования, он оглядывался в поисках стула. Король Крабов внезапно вскочил и вперевалку выкатился за дверь. Мак Бетт с упрямым и желчным видом устроился на его месте.

— Ладно, я тоже пойду, — сказал Оле Брэнди, — неохота с тобой под одной крышей оставаться. А на прощанье я тебе вот что скажу: к этому парню ты больше не лезь, отвяжись от него! Понял? Он лучшей заслуживает участи, чем твои тычки да затрещины! И он ее будет иметь! Об этом я позабочусь!

Оле Брэнди резко пыхнул дымом в лицо Мак Бетту и, презрительно крякнув, скрылся за дверью.

Оле Брэнди понимал, что здорово перехватил через край, дав обещание позаботиться о лучшей участи для сына Элианы, чем ученичество у Мак Бетта. Что он мог при своей нищете и не слишком-то большом весе? Он в тот же вечер обсудил положение с Оливариусом и Линненсковом. Оливариус не видел, что можно сделать, как бы там ни было, у Мак Бетта мальчик в хороших руках. Линненсков с самого начала был против того, чтобы Орфей учился на маляра, его призвание — музыка. Но ведь просто нет сейчас иной возможности поставить его на ноги. Может, потом когда-нибудь просветлеет…

— Может, Мак Бетт оставит ему наследство, — мечтательно сказал он, — и на эти деньги он поедет учиться и станет настоящим скрипачом. Но с другой стороны, неизвестно, сколько придется ждать, Мак Бетт ведь еще крепок и бодр. Он может прожить до девяноста лет, а к тому времени мальчику будет под сорок, и тогда уж, черт побери, слишком поздно ехать учиться!

Оле Брэнди лежал, ломал себе голову почти всю ночь, ему даже надоело думать об этом Орфее. И без того забот хватает. Все идет до удивления паршиво, куда ни кинь. Корнелиуса засадили в сумасшедший дом. И Смертный Кочет совсем рехнулся, выстроил на крыше столярной мастерской какую-то дурацкую башенку. Смешная башенка, смотреть стыдно. Малюсенькая, Иосеф едва может просунуть в нее голову, но вся изукрашена какими-то трубочками, клапанами, шестеренками и цепочками, а наверху штопором шпиль. И черная пробоина у Янниксена на лбу, которая была у него с давних пор, ни с того ни с сего начала пухнуть, так что теперь он лежит в больнице и вся голова обмотана полотенцем, от которого идет пар.