Избранное - [3]

С достоверностью бытописателя воссоздает Л. Гурунц в «Карабахской поэме» жизнь села Нгер с его патриархальными обычаями и нравами, народными поверьями, празднествами, играми, песнями… Широким потоком вливается в повествование фольклорная стихия. Но Гурунц не идеализирует патриархальную старину. Социальный взгляд писателя на прошлое схватывает острые классовые противоречия в армянской деревне начала века. В правдивом изображении народной жизни, в глубоком раскрытии социальных процессов во всей их сложности и многообразии — достоинства «Карабахской поэмы».

Перед читателем проходят самобытные образы нгерцев. У каждого из них свой характер, своя судьба. Это и безземельные крестьяне, вечно гнувшие спину на богатеев. Это и бедный мастеровой люд, сельские пролетарии — гончар Апет, каменщик Саркис, жестянщик Авак, угольщик Шаэн, которые трудятся в поте лица, чтобы заработать себе на кусок хлеба. Рядом с ними плетельщик корзин Новруз-ами и лудильщик Наби, разделившие участь своих братьев армян. Общность социального положения нгерцев объединяет их для борьбы за новую жизнь.

Со страниц романа встают мрачные фигуры из мира собственничества — толстосумов Вартазара и Согомона-аги[3]. Они были «из тех хозяев, которые подсчитывают каждый кусок, попавший в рот батраку». Это они, при поддержке дашнакской банды, мутят воду в округе: подстрекают отсталые элементы на межнациональную вражду, преследуют партизан и их семьи, запугивают забитых крестьян, бесчинствуют. Но дни их уже были сочтены…

Память, говорит Леонид Гурунц, больше всего сохраняет контрасты — свет и тени, радости и горести, и, оглядываясь в прошлое, он видит «лучезарное сияние и густые черные тучи». На этом контрасте выстроена и «Карабахская поэма»: горести и страдания народа, над которым висели черные тучи, и лучезарное сияние детства, которому автор поет вдохновенный гимн:

«О детство, детство! Пусть много в нем было горя, обид и лишений, но были и радости, маленькое счастье, которое не могли отнять ни богачи, ни царские стражники. Детство всегда неуязвимо».

Леонид Гурунц показывает мир глазами Арсена и его сверстников, на чью долю выпали суровые испытания. Образы деревенских мальчишек выписаны с тонким проникновением в детскую психологию, с подлинным поэтическим вдохновением и с любовью. Прекрасный знаток детской души, Гурунц наделяет своих маленьких героев индивидуальными чертами характера. Вот Аво — брат Арсена, заводила всех игр, неистощимый на выдумки, про которого даже взрослые говорили, что он сквозь игольное ушко пройдет. Вот Сурен с его постоянной клятвой — «Не видать мне матери-отца»; рыжий Айказ — до того рыжий, что всех так и подмывало крикнуть: «Пожар!»; обжора Варужан, уплетавший все, что попадалось под руку; Васак, прозванный Воске-Ксак («золотой мешок) — за то, что любил приврать; Арам Мудрый, читающий разные книжки, и многие, многие другие ребята, полюбившиеся читателю своей непосредственностью, милой наивностью. И конечно же, девочки — Арфик, Асмик, Арусяк, в которых влюбляются мальчишки в из-за которых происходило немало драк и потасовок.

Но суровая правда жизни врывается и в лучезарный мир детских сказок, опровергая их счастливые концы. Рано повзрослев, мальчишки тянутся к делам своих отцов и, в жажде свершить романтический подвит, помогают партизанам очистить село от дашнакского отребья. С ликованием они встречают красноармейцев, освободивших навсегда Нгер. Среди них и русский солдат Николай, сообщивший трагическую весть о гибели на войне отца Арсена.

«Дядя, а какая она, Россия?» — допытывается Арсен. Обращаясь к осиротевшим братьям — Арсену и Аво, солдат отвечает: «Блаженной памяти Мурад, ваш родитель и мой фронтовой друг, всегда говорил: «Николай, а что, если бы не было России? Плохо было бы: мои дети не увидели бы света». Правду говорил ваш родитель. Плохо было бы всем без России…» Глубоко запали в душу Арсена слова отца и русского солдата, принесшего свободу его Родине…

Логическим продолжением «Карабахской поэмы» явились последующие романы и повести Леонида Гурунца — «Золотое утро» (1953), «Горы высокие» (1957), «Шумит Воротан» (1963), «Мой милый Шушикенд» (1969), дилогия «Сказание о моем селе» и «С крыши моего села» (1975—1976). В них показаны огромные изменения, происшедшие в социально-экономической и духовной жизни армянского крестьянства за годы советской власти в Карабахе и Зангезуре — в Армении. Л. Гурунц проникновенно рассказывает о дружбе армян и азербайджанцев, живущих единой семьей и вместе строящих новую жизнь.

Как и в «Карабахской поэме», писателя по-прежнему волнуют нравственные категории человеческого бытия. «Если есть в мирное время битва, — говорит он в своем «Сказании…», — так это битва за душу человека, за то окошечко, через которое открывается ему мир. И окошечко это, через которое он смотрит на мир, должно быть ясным». Гурунц влюблен в своей родной Карабах — «Мекку его души», как удачно выразился один из критиков.

Леонид Гурунц хорошо знает и любит родную землю. Палитра художника богата красками, тончайшими оттенками. Поистине это сарьяновская живопись. Горы, поля, сады, ручьи, травы, цветы, времена года — все это оживает под пером писателя. Глаз его зорок, одна точно подмеченная деталь воссоздает целую картину природы. Запоминается рассказ о сборе тута