Избранное - [39]

Это не только было естественной потребностью здорового молодого человека что-нибудь делать, — собственно, сегодня первый день, когда Алик не пошел в институт, не сидит над книгами, — у него сейчас просто была потребность делать добро, и это было видно по добродушной улыбке на его лице, напоминавшей ту особенную улыбку, какую у случайного прохожего вызывают малыши в детском саду. Ту праздничность, с которой Алик проснулся на рассвете, он всю дорогу искал в пассажирах троллейбуса, в людях, встречавшихся на улице, в машинисте за стеклом кабины подъемного крана, в тех, кто сновал вверху на лесах, на стропилах, и был почти уверен, что с этим чувством проснулась сегодня Шева и так же, как он, забыла все, что случилось в тот осенний вечер. Ему даже казалось, что она ждет его сегодня — не может же человек долго сердиться. Набрав в грудь воздуха, чтобы хватило до последней ступеньки, Алик взбежал на третий этаж и нажал кнопку звонка.

Никто не отозвался. Неужели он только прикоснулся к кнопке? Но ведь явственно был слышен звонок, звук его не замер в ушах еще и теперь. Алик снова набрал воздуха, как при состязании — кто дольше продержится под водой, — и сильно нажал кнопку. Стук собственного сердца дошел до него гораздо раньше, чем отзвук тяжелых шагов по ту сторону двери. Это были не Шевины шаги, и поэтому его не удивило, что за открывшейся дверью увидел незнакомого мужчину.

— Извините я, видимо, перепутал адрес, — смущенно пробормотал Алик, — какой это корпус?

— Сам не знаю, — пожал плечами мужчина, — я не здешний. Ша, вот, кажется, идет кто-то, сейчас спросим…

С верхнего этажа соскользнул по перилам мальчуган.

— Мальчик, какой у нас корпус?

— Четырнадцатый! — и, перескакивая через несколько ступенек, мальчуган пустился бежать.

— Странно, — произнес растерянно Алик, — неужели я перепутал?

— Кого вам, собственно нужно? — спросил участливо мужчина.

— Я к Изгурам!

— С этого бы и начали… Войдите, войдите! А кто вам из Изгуров нужен? Цивья Нехемьевна на работе.

— А Шева? — неуверенно спросил Алик.

— Ах, вы к Шеве! Она, надо думать, скоро вернется. Ушла в поликлинику на перевязку.

Возможно, Алик и на этот раз не обратил бы особого внимания на то, что здесь низкий потолок, если бы стоявший против него мужчина не был таким рослым.

— Учились, наверное, вместе с Шевой? Нет дня, чтобы не приходили ее проведать.

— Хорошенькая квартирка у вас.

— Разумеется. Вы тоже живете в новой квартире?

— Так вы, значит, Шевин…

— Да, да, Шевин дедушка. Что вы так смотрите? — он взялся рукой за тщательно выбритый подбородок и выше поднял голову. — Не знаете, что в наше время пошла мода на молодых дедушек? Но мы уже далеко не так молоды, как кажемся, — между молодостью и моложавостью лежит немалый век…

— Значит, вы и есть Шевин дедушка? Шева мне рассказывала…. Но я забыл, как вас звать.

— Меня? Нехемья Эльевич. А вас, молодой человек?

— Александр.

— А чем занимаемся? Слышал я, люди говорят, у вас появилась тут мода — сидеть на хлебах у отца-матери.

— Собираюсь стать шахтером.

— В Москве разве есть шахты?

— Я еду в Кузбасс.

— Почему вдруг в Кузбасс? Почему, например, не в Инту? Ой, велика там теперь нужда в людях, и как раз в молодых людях, в солдатах, кого, как говорится, не остановит пятидесятиградусный морозец, да с ветерком впридачу. Жизнь там на зависть. А катанья на санях с террикоников после работы — страх глянуть, говорю я вам, Ай, что там за народ!

— Как вы сказали, Инта?

— Инта, да, Инта. Никогда не слышал? Я до войны тоже не слышал… Вообще до войны мы о многих вещах не слышали. — Нехемья махнул рукой, словно оттолкнулся от набежавшей волны, грозившей увлечь его с собой, и спрятал темные глаза под выгоревшими бровями.

Ничего этого Алик не заметил, как не заметил и глубоких морщин на обветренном загорелом лице Нехемьи. Гость разглядывал фотографии и статуэтки на комоде, книги на этажерке, комнату, где живет Шева.

— Куда у вас выходит балкон? — спросил Алик, словно и в самом деле был тут впервые. Он подошел к стеклянной двери и стал вглядываться в каждого прохожего, появлявшегося на тротуаре.

Подошел к двери балкона и Нехемья, взглянул на редкие клубы дыма, проплывавшие под облаками, и проговорил:

— Сегодня еще будет прекрасная погода.

Почувствовав на себе недоумевающий взгляд Алика, старик добавил с улыбкой:

— Виноградарь, проживший столько лет в степи, поневоле становится знатоком по части погоды.

— Инта… Это здорово далеко отсюда? — задумчиво спросил Алик.

— Смотря как понимать… По нынешним временам и до Америки ведь не так уж далеко. За каких-нибудь четыре-пять часов ты в Инте, а поездом тоже не особенно страшно — трое — трое с половиной суток. Боже, боже, куда только человек не добирается! Забрался в тундру, пролез сквозь самые горы тьмы, аж до Полярного круга, где двенадцать месяцев — зима, а остальное — лето, как в тамошней песенке поется, и выстроил там город. И что за город! Красавец! Сын у меня там живет, Шевин дядя, значит, работает в шахте проходчиком, то есть путь прокладывает, разведчик, одним словом — шахтер! А был, как и я, колхозник. Перед войной, значит. А война его забросила аж туда. Э! — Нехемья снова махнул рукой, будто опять оттолкнулся от волны, грозившей увлечь его с собой.