Избранное - [30]

Уйти, найти свое ученье…

Вот так небывализм возник,

Литературное теченье.

А счастья нет, есть только мысль,

Которая всему итог.

И если ты поэт, стремись

К зарифмованью сильных строк.

И вероятно, что тогда

Я сильных строк сложил немало;

Но педагогская среда

Моих стихов не понимала.

Оставить должен был ученье,

Хотя и так его оставил.

Я исключен как исключенье

Во имя их дурацких правил!

Итак, плохи мои дела,

Была учебы карта бита.

Но Рита у меня была,

Рита, Рита, Рита…

Студенты хуже школьников

Готовились к зачетам,

А мы всю ночь в Сокольниках…

Зачеты нам за чертом!

Зимой метель как мельница,

А летом тишь да гладь.

Конечно, разумеется,

Впрочем, надо полагать…

Все было просто и легко,

Когда плескалась водки масса.

От нас то время далеко,

Как от Земли до Марса.

В то время не был домовой

Прописан в книге домовой,

Сидел в трубе он дымовой

И слушал ветра вой…

Я сочинил стихи о том,

Что день готовит мне вчерашний.

Потом уединился в дом,

Каменный и трехэтажный.

Его ломать не надо при

Реконструкции столицы.

Хоть этажей в нем только три, —

Но шесть, когда в глазах двоится.

Безынститутье как пробел,

И должен отыграться я…

Тогда Асеев, как Флобер,

Мне дал рекомендацию.

Литературный институт!

Его не посещаю разве я?..

А годы бурные идут,

Огромные, как Азия.

Сразится Азия со всеми

Под предводительством Москвы,

И в день весенний и осенний

Войска пойдут через мосты.

Я почему-то в это верю:

Настанут лучшие года.

Шумят зеленые деревья,

Течет студеная вода.

Вода срывается с вершин

И устремляется в кувшин.

В Поэтограде так же вот

Работает винопровод!

* * *

Хотя играл огнями город, но

Ночь темна, снег бел и светел.

Она спросила: — Вам не холодно? —

Была зима. Шатался ветер.

Была зима. Я поднял ворот, но

Мог бы спрятаться за доски.

Она сказала — Вам не холодно? —

А было холодно чертовски.

* * *

В силу установленных привычек

Я играю сыгранную роль:

Прометей — изобретатель спичек,

А отнюдь не спичечный король.

Прометей — не генерал, а гений…

Но к фортунным и иным дарам

По дороге признанной и древней

Мы идем, взбираясь по горам.

Даже если есть стезя иная,

О фортунных и иных дарах

То и дело нам напоминает

Кошелек, набитый как дурак!

У него в руках искусства залежь,

Радость жизни, вечная весна…

А восторжествует новизна лишь,

Неосознанная новизна!

Славен, кто выламывает двери

И сквозь них врывается в миры,

Кто силен, умен и откровенен,

Любит труд, искусство и пиры.

А не тот, кто жизнь ведет монаха,

У кого одна и та же лень…

Тяжела ты, шапка Мономаха,

Без тебя, однако, тяжелей!

Повседневно-будничная праздность

Невозможным сделала успех.

В результате появилась разность

Всех МОГЛИ и УПУСТИЛИ всех.

И тогда, упрямы, как решенье,

Может быть, самих себя рабы,

Испугались мы не поражения,

А того, что не было борьбы!

* * *

Пусть ошибочно это открытие,

Сообщаю новую весть.

На творителей и вторителей

Мир разделен весь.

И творители проторяют

Неизведанные пути,

А вторители повторяют,

Ибо надо куда-то идти…

* * *

С женщиной какой-нибудь такой,

Очень замечательно хорошей,

Хорошо, обняв ее рукой,

Целу ночь лежать на ложе.

Звездами заерзается высь,

И, постигнув неба откровенье,

Ты воскликнешь: — О, остановись! —

Но не остановится мгновенье!

* * *

Когда я шел и думал: ИЛИ — ИЛИ,

Глухонемые шли со мною рядом,

Глухонемые шли и говорили,

А я не знал, я рад или не рад им.

Один из них читал стихи руками,

А два других руками их ругали;

Но, как глухонемой глухонемых,

Я не способен был услышать их.

Вот так вокруг бушует жизнь иная,

А может быть, не жизнь, а болтовня,

И я, поэт Глазков, не принимаю

Людей, не принимающих меня.

Пусть пламя опирается на уголь

И старый отменяется режим,

Они всегда бряцают лженаукой,

Ну а искусство ненавистно им!

* * *

Мудрецы и поэты чудят и чудили.

Чудотворцы они, как на них ни смотри.

И, не ставя во грош дважды два — четыре.

Приближаются к формуле: дважды два — три.

Но таких человеков немного в мире,

Большинству их заумных идей не понять.

Большинство, переоценивая дважды два — четыре.

Приближаются к формуле: дважды два — пять!

* * *

Ночь Евья,

Ночь Адамья.

Кочевья

Не отдам я.

Табун

Пасем.

Табу

На всем!

* * *

Люди едут, бегут авто,

И не знаю я, почему

Все, что делаю я, не то:

И не то, и не путь к тому.

Если карты, то будут биты,

Если шахматы — будет мат.

Пусть к победам пути закрыты,

Я нисколько не виноват!

* * *

Путь-дорога

Без итога

Хвалится длиной.

Скоро вечер,

Он не вечен,

Ибо под луной.

Или прямо, или криво,

Или наугад

Все пути ведут не к Риму,

А в Поэтоград!

II

Эти все события, которые

Летописи хартии хранят,

Во любом учебнике истории

Те найдут, которые хотят.

У поэтов есть своя история,

Началась она у тополей,

Где простой пастух, свирель настроя,

Воспевал идиллию полей.

Он не знал, что за работу плату

Всякий должен получать мастак,

Что противники матриархата

Говорили: «Мать твою растак…»

Что друг друга невзлюбили люди

И вооружились до зубов,

Что огромная эпоха будет

Эрою свободных и рабов.

Но уже прошла эпоха эта,

Тот певец древнее, чем Гомер,

Мыслят современные поэты

Образами радужных химер.

* * *

Я хороший, против правды не попрете,

И фортуна будет за меня,

Ибо очень долго была против,

А должно все в мире заменяться.

Хочу, чтоб людям повезло,

Чтоб гиря горя мало весила,

Чтоб стукнуть лодкой о весло —

И людям стало сразу весело.

Вижу город я, где нет для ближнего