Избранное - [33]

Перед тем как выступить с обвинительной речью, генеральный прокурор Израиля Гидеон Гаузнер посетил иерусалимский "Музей истребления". Он провел там в полном одиночестве восемь часов, рассматривал страшные экспонаты. Уходя, Гаузнер оставил в книге отзывов следующую запись:

"Именем этих убитых я призову к суду человека, который должен ответить за все, что я здесь увидел..."

"Именем убитых" - беспощадная формула, она исключает компромиссы. Перешагнув грань бытия, выйдя за пределы "земных" условий и условностей, мертвые завещают живым особый долг, который не терпит ни полумер, ни уверток.

Большинство из шести миллионов убитых, от имени которых выступил на суде Гаузнер, никогда не знали Эйхмана и даже не слышали о его существовании. Изнывая в лагерных бараках, в каменоломнях, в гетто, умирая на цементном полу газовых камер, они посылали проклятия своим палачам. Они говорили: будь проклят комендант лагеря и его помощник, будь проклят лагерный врач, солдаты охраны, староста блока, надзиратели, капо - все они, вместе взятые, и каждый в отдельности! Будь прокляты их друзья, которые с ними пили вино, бабы, которые с ними спали! Будь проклят их Гитлер, их Гиммлер, их генералы, их министры, их судьи, все их государство, будь проклято во веки веков! И, говоря так, они проклинали фашизм и проклинали тем самым никому не ведомого тогда Эйхмана.

Но что бы сказали убитые, если бы они вдруг узнали, что пятнадцатилетние поиски, дерзкое похищение Эйхмана, кропотливое следствие, экскурсия прокурора в "Музей истреблениям, стеклянная клетка, - что все это потребовалось только для того, чтобы из огромного аппарата служителей смерти осудить одного лишь "главбуха", не потревожив при этом живущих и поныне действующих идеологов, политиков, генералов смерти, ее промышленников и финансистов?

...Мне хотелось бы закончить разговор о "деле Эйхмана" вот чем.

В годы, когда фашистский кошмар был реальностью, когда понурые колонны смертников шли - через всю Европу - в крематории и газовые камеры, находилось немало людей, которые помогали обреченным, выражали им свою солидарность, рискуя жизнью, прятали их на чердаках и в подвалах своих домов. В Амстердаме многие голландцы добровольно переселялись в гетто, чтобы разделить горе и смерть со своими соотечественниками-евреями. Даже сам датский король, говорят, носил в знак протеста на рукаве повязку с желтой звездой.

Но была еще и высшая солидарность, наиболее активная и действенная помощь жертвам Эйхмана. Движимые этой высшей солидарностью, благороднейшим чувством интернационального братства, шли от берегов Волги на запад, на выручку всем, кто томится в лагерях смерти, в гетто, в гестаповских тюрьмах, шли, истекая кровью, солдаты Советской Армии, дети всех народов, населяющих Советский Союз. Они выбили топор из рук палачей и спасли тех, кто уже перестал надеяться на спасение.

Мы не должны этого забывать, мы, которые сами были участниками великого освободительного похода. Есть долг перед павшими, перед живыми и перед самим собой - оберегать плоды своей победы, не дать осквернить все то, что было отвоевано и спасено ценой крови, ценой пепла...

ДИТЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ

В многоголосицу жизни вплетен шепот мертвых: шорох дневников, шелест последних писем. Через семнадцать лет после войны мертвые все чаще напоминают о себе; в разных странах у самых разных людей возникает потребность вновь и вновь обращаться к завещаниям павших. Неспокойный мир нуждается в предостережении.

Мы адресаты: торопливое, в ночь перед атакой, письмо с фронта, надпись на стене камеры, последний крик на краю могильного рва обращены к нам, к живущим...

В Мюнхене вышла книга "Голос человека": письма, заметки, стихи, дневниковые записи людей, погибших во второй мировой войне. Двести два автора - граждане тридцати стран, солдаты враждующих армий, жертвы бомбардировок, узники тюрем и концентрационных лагерей, осужденные на смерть, и самоубийцы, убитые в первых боях и умершие от ранений и контузий уже после войны, люди с громкими именами и рядовые, безвестные участники событий: немцы, русские, англичане, китайцы, французы, поляки, американцы, японцы, евреи, индийцы, чехи, финны, датчане - род человеческий...

В сборнике двести два автора составляют как бы единое целое. Это "дитя человеческое", вобравшее в себя боль, страдания и надежды всех наций. В единый "голос человека" сливаются голоса миллионов.

В осажденном Севастополе пишет свой фронтовой дневник Евгений Петров. Смерть обрывает фразу...

Горит над Средиземным морем самолет Антуана Сент-Экзюпери...

В Афинах, в немецкой тюрьме, ведут на казнь греческого патриота Элефтериоса Киоссиса: "Привет тебе, Греция, мать героев!"

Род человеческий.

В голосе человека - твердость и вера.

"То, что произошло, ничуть не лишило меня радости, она живет во мне и ежедневно проявляется каким-нибудь мотивом Бетховена. Человек не становится меньше оттого, что ему отрубают голову". Юлиус Фучик из тюрьмы в Берлине.

"Социализм, во имя которого я умираю, придет... Будь и ты борцом, люби справедливость". Иван Владков, Болгария, письмо сыну.