Избранное - [3]

Потом, во сне же, по привычке давней

Я рву жасмин и в дом несу букет.

Отец не доверяет мне жасмина

И ветви все подравнивает сам.

И входит мама.

Говорит: «Как мило…»,

Цветы подносит к радостным глазам.

А после ставит тот букет пахучий

В кувшин, который я давно разбил.

И просыпаюсь я на всякий случай,

Поскольку раз уже наказан был.

И всё меня в то утро беспокоит,

Спешат тревоги вновь со всех сторон.

И успокоить может только поезд,

Что много раз разгадывал мой сон.

1977

Торжокские золотошвеи

Смотрела крепостная мастерица

На вышитую родину свою…

То ль серебро, то ль золото искрится,

То ли струятся слезы по шитью.

И лишь ночами вспоминала грустно,

Что жизнь ее ни в чем не берегла…

Откуда же пришло твое искусство?

Чьим колдовством помечена игла?

А было так… Проснувшись на печи,

Она по-детски улыбнулась солнцу,

Когда сквозь закопченное оконце

Пробились к ней весенние лучи.

Как нити золотые – всю избу

Они прошили радостным узором.

Она смотрела воскрешенным взором

И утро принимала за судьбу.

Все в ней дрожало, волновалось, пело.

И белый свет – как россыпи огней.

Она к оконцу оглушенно села…

И вот тогда пришло искусство к ней.

Пришло от солнца, от любви…

Оттуда,

Где ей открылась бездна красоты.

Она в иголку вдела это чудо,

Ниспосланное Небом с высоты.

И не было на ярмарке товара

Искусней, чем торжокское шитье.

Она надежду людям вышивала,

И слезы, и отчаянье свое…

1996

«Срывают отчий дом…»

Срывают отчий дом.

Как будто душу рушат.

Всё прошлое – на слом.

Прощаемся с минувшим.

Прощаемся с собой.

Ведь столько лет послушно,

Как маленький собор,

Хранил он наши души!

Всю жизнь мы жили в нем,

Беду и радость знали.

Охвачены огнем

Мои воспоминанья.

Как жаль, что довелось

Дожить до дня такого…

Отец не прячет слез.

Застряло в горле слово.

И дом в последний раз

Глядит на всех незряче.

То ли жалеет нас,

То ль о минувшем плачет.

1982

Отец

Отец мой сдает.

И тревожная старость

Уже начинает справлять торжество.

От силы былой так немного осталось.

Я с грустью смотрю на отца своего.

И прячу печаль, и смеюсь беззаботно,

Стараясь внезапно не выдать себя…

Он, словно поняв, поднимается бодро,

Как позднее солнце в конце октября.

Мы долгие годы в разлуке с ним были.

Пытались друг друга понять до конца.

Года, как тяжелые камни, побили

Веселое, доброе сердце отца.

Когда он идет по знакомой дороге,

И я выхожу, чтобы встретить его,

То сердце сжимается в поздней тревоге.

Уйдет…

И уже впереди никого.

1975

«В актовом зале литинститута…»

От студенческих общежитий до бессмертья – рукой подать.

М. Светлов

В актовом зале литинститута

Мы сдаем экзамены на самих себя.

Винокуров Женя, как юный Будда,

В кресле притих, листки теребя.

Здесь вся будущая литература –

Трифонов, Друнина, Соколов…

Смотрят классики то светло, то хмуро

На тех, кто их потеснить готов.

Мы получим с годами свои литпремии

За книги, за искренность и войну.

И останемся в том героическом времени,

Которое нам поставят в вину.

2003

«Нас остается все меньше…»

Нас остается все меньше –

Сверстников прошлых побед.

С фронта со славой пришедших

В будни надежды и бед.

Нас остается все меньше –

Сверстников давних невзгод.

Добрых, выносливых женщин,

Живших в нужде на измот.

Мы ни о чем не жалеем.

Мы – поколенье войны.

Над клеветой и елеем

Судьбы вознесены.

Чтобы доверьем минувшим

Не обманули страну,

Наши солдатские души

Снова идут на войну.

2004

Тверской пейзаж

Я люблю апрельские рассветы.

Над округой – праздник тишины.

Старый дуб навесил эполеты

И река полна голубизны.

Здравствуй, день!

Побудь еще со мною.

Воздух льется в душу, как бальзам.

Этот свет и волшебство лесное

Расплескались по твоим глазам.

Скоро вновь сирень раскроет завязь

И поднимет голубой букет.

Я опять тебе в любви признаюсь,

Словно не промчалось столько лет.

Словно я тебя вчера увидел,

Увидал нежданно в первый раз.

Ты надела свой весенний свитер

Цвета неба, цвета грустных глаз.

Ты сейчас, как девочка, прелестна

В искренней наивности своей.

Лес расставил на поляне кресла –

Модную округлость тополей.

Я люблю апрельские рассветы.

Я люблю их – если рядом ты.

Тих наш лес, как в кризисе поэты.

И красив, как в праздники менты.

2003

Калязинская колокольня

Калязинская колокольня

Стоит причудливо в реке.

И всякий раз я жду невольно –

Зайдется колокол в тоске.

А по ночам над тихой Волгой

Восходит музыка ее.

И принимают молча волны

Тот звон в безмолвие свое.

Вновь оживает колокольня.

И слышу я в тиши ночной,

Что кто-то радостью и болью

Тревожно делится со мной.

В протяжном гуле колокольни

Мне слышен зов былых веков:

И песня пахаря на поле,

И стон идущих бурлаков.

1973

Хлеб

Трудно родится хлеб.

Трудно хлеб достается.

Тот, кто душою слеп,

Может быть, усмехнется.

И похохмит над тем,

Как я, с достатком в доме,

Хлеб суеверно ем,

Крошки собрав в ладони.

Это живет во мне

Память о той войне…

Горькие времена!

Худенький мальчик, где ж ты?

В сутки – лишь горсть зерна,

Триста граммов надежды.

Бабушка нам пекла

Хлеб из скупой мучицы.

Жизнь,

Что давно прошла,

В сердце мое стучится.

Хлеб нас от смерти спас.

Он и сейчас бессмертен…

Всё настоящее в нас

Этою мерой мерьте.

1982

«Где-то около Бреста…»

Где-то около Бреста

Вдруг вошла к нам в вагон

Невеселая песня

Военных времен.

Шла она по проходу –

И тиха, и грустна.

Сколько было народу, –

Всех смутила она.

Подняла с полок женщин.