Избранное - [174]
9
Из юрты один за другим выходят люди. Одни одеты по-городскому, другие — в одежде степняков. Оживленно разговаривая, они идут к машине. Лица разрумянились, губы лоснятся от жира. Холодный ветер треплет полы шуб. Каждый туже затягивает тесемки под подбородком, плотнее укутывает шарфом шею и, усаживаясь в машину, поправляет дэли, чтобы не продуло, — впереди долгий путь.
Возле юрты маячит одинокая фигура Дого. На ней длинный коричневый меховой дэли с обшлагами, туго перетянутый поясом. Из-под длинного подола виднеются лишь загнутые носки гутулов. Дого внимательно следит за тем, как отъезжающие устраиваются в машине, словно хочет убедиться, что они устроились удобно. Она стоит, чуть наклонив голову набок, готовая в любой момент прийти на помощь. Шофер — молоденькая невысокая женщина в больших белых валенках — проверяет, все ли уселись в машину. Она шагает широко, как мужчина, подходит к машине и решительно берется за заводную ручку. Потом быстро вскакивает в кабину и дает газ. Высунувшись до половины из окна, она кричит Дого:
— Мама, сделайте, как я наказывала! Зимой человек должен быть хорошо одет!
Дого подходит ближе и, слушая ее, кивает головой.
— Постараюсь, дочка. Если встретишь наших в пути, скажи, чтобы заезжали в гости. А увидишь жену Ойдова, скажи, что я караулю сено объединения, ухаживаю за племенными баранами.
Девушка кивает в ответ. Кто такие «наши», девушка поняла: это знакомые и незнакомые шоферы. Дого уверена, что девушка знает их всех. Машина тронулась с места и пошла вперед, разрезая снежные сугробы, покачиваясь на ухабах, взметая снежную пыль.
Дого привычно подняла руку:
— Счастливого пути!
— Счастливо оставаться, — донеслось в ответ.
Люди, ехавшие в кузове, тоже помахали ей, и старушка долго стояла, потирая озябшие руки, шевеля занемевшими пальцами. Машина выехала на шоссе, повернула на север и, прибавив скорость, скрылась из глаз.
— Вот и уехали, родные! Только бы погода не испортилась, не помешала ехать, — говорила она сама с собой, возвращаясь в юрту. — Да, теперь и женщина села за руль. По-моему, она надежно держит его.
Край неба на северо-западе потемнел, стал почти свинцовым. От снега все бело вокруг. Цахиурт едва виден, как в тумане. Трудно определить, который час, очевидно, уже полдень. Машина давно скрылась из виду, а Дого все казалось, что она слышит гул мотора — то ближе, то дальше, то отчетливее, то глуше…
Когда она вошла в юрту, табачный дым еще не рассеялся и клубами уходил в тоно, вокруг печки валялись окурки папирос и сигарет. Всюду лежали смятые матрацы и подушки, на посудном шкафчике и на столе стояли грязные пиалы с остатками чая, груды мисок, деревянные тарелки с маслом, печеньем, борцогами. Едва переступив порог, Дого принялась наводить порядок: собрала пиалы, миски, поправила сбившиеся половики.
Она вымыла посуду и сварила чай. Закончив дела, вышла взглянуть на небо. Солнце заметно склонялось к западу, а небо совсем потемнело. Снег почти скрыл очертания далеких предметов. Дого поправила кошму, закрывавшую груду аргала с подветренной стороны, и стала смотреть в ту сторону, откуда должен был прийти Дамиран. Ничего не видно… А с юга уже надвигалась поземка, ветер поднимал снег с дороги. «Что, если старик на обратном пути попадет в пургу? Ну да он дорогу знает». И тут же новая мысль вытесняет первую: «Что же я стою-то? Надо сварить чай. Они же совсем замерзнут!» Она уходит в юрту, но продолжает прислушиваться к доносящимся снаружи звукам. Иногда ей кажется, будто она слышит гул мотора, но нет, кругом тихо. Она не может усидеть на месте, то и дело выходит из юрты — посмотреть на дорогу. И ни на минуту ее не покидают беспокойные мысли: «Не замерзли бы. Как они доберутся?..»
Люди, которых она только что проводила, напоив чаем, рассказали ей, что у одной из машин случилась поломка и они не смогли ее устранить. Вот и наказывала ей девушка-шофер послать им горячего чаю и теплую одежду с попутной машиной. Старая Дого беспокоилась и о своем старике, и об этих незнакомых ей людях, потому и сновала взад-вперед, как челнок. Солнце уже клонится, а до сих пор ни одной машины не видно. Пурга усиливалась, а вместе с ней росло беспокойство старой Дого. Наконец она решилась: успеет дойти сама, солнце еще не скоро сядет. Она налила в термос только что сваренный чай и уложила его в войлочный футляр. Чайник с чаем она поставила на горячие угли, чтобы Дамиран, если он придет в ее отсутствие, мог выпить горячего чаю с мороза. Она надела теплую шапку, взяла термос и вышла навстречу пурге. Вспомнив разговоры о том, что замерзающему хорошо дать масла, Дого вернулась, отрезала кусок сливочного масла, завернула его и положила за пазуху. Термос с чаем она повесила за спину и, зажав в руке кнут, пошла, опираясь на его черенок. «А вдруг не вернусь дотемна?» — подумала она, шагая по снежному полю.
Ветер выл и свистел, толкал ее в спину. «Сейчас-то идти легко, а вот каково-то будет возвращаться…» Один холм, другой… Машины нет как нет. «Вернись, пока видна юрта, не ходи далеко», — слышалось ей в свисте ветра. Снег бил в лицо, слепил глаза. «Говорили, машина недалеко. Наверное, она за тем бугром», — думала она и шла дальше. Взобравшись на очередную вершину, она и там ничего не увидела. «Ну, значит, они где-то здесь, на южном склоне, где же им еще быть». И она снова шла в вихрях клубящегося снега.
