Избранное - [220]

В это самое мгновение до нее долетел новый звук: на нескончаемое витиеватое звучание искусственного мозга внезапно наложилось отчетливо выраженное резкое жужжание, как будто что-то завертелось с бешеной скоростью; это было какое-то захлебывающееся кружение в надежде вырваться из круга, отчаянный стремительный рывок электронной машины к непостижимому высвобождению. Как будто сотня душ, погребенных в лабиринте, стеная и моля, разом возопила из подземелья.

Ольга замерла, прислушиваясь, и лицо ее расплылось в улыбке. Все это смахивало на комедию. Повернувшись к ближайшему павильону, она стала рассматривать блестящие выпуклые иллюминаторы, которые в прихотливом порядке расположились там и сям на герметических стенах, отчего низкая постройка приобретала некое своеобразие. Женщине казалось, будто эти гигантские зрачки с жадным любопытством уставились прямо на нее и она чувствует тяжесть их взглядов на своей белой, усыпанной веснушками коже.

Нутряное завывание машины еще более убыстрилось и вдруг оборвалось, рассыпавшись на спазмы по неведомым, запрятанным глубоко в землю колодцам, похожее на звук воды, которую глоток за глотком засасывает труба в раковине.

— Первый, — тихо позвала она шутки ради, подходя поближе. — Первый, ты видишь меня?

Она потрогала стену рукой и обнаружила в этом месте какую-то полосу вдоль стены, шириной около метра, из упругого податливого материала, раскаленную на солнце.

Затем посмотрела вверх, на круглые стекла иллюминаторов, на косые щели, отдушины, загадочные отверстия в разных местах белой стены. Что это — микрофоны ли, фотоэлементы, объективы фотоаппаратов, раструбы громкоговорителей?

Но робот был беззвучен.

Она огляделась. Луга, деревья, кусты, казалось, лениво дремали, разморившись от зноя. Джанкарло, подумалось ей, беспокоился, чтобы я голая не ходила. С чего бы это? Неужели?.. Ей стало весело. Эта нелепая мысль все более смешила ее. Неужели они построили робот, способный?..

А если?.. Кто ее здесь увидит? Кто и что узнает? Почему не попробовать? Может быть, полоса из упругого вещества — орган чувственного восприятия.

Ольга раскинула руки и, бесстыдно выпрямившись, прикоснулась грудью к горячей поверхности. Появится ли со стороны робота признак понимания?

Там, за полосой, в чреве машины, вновь ожило — или ей это только почудилось? — то самое жужжание, резкими рывками переходящее на более высокие тона. Послышались два-три сухих щелчка, словно срывались пружины, высвобождая новые потоки энергии. Стена слегка завибрировала.

— Первый, — сказала Ольга тихо. — Первый, ты чувствуешь меня?

Наверно, из какого-то громкоговорителя, установленного непонятно где, а может быть, из самого павильона донеслось сбивчивое клокотание: гр-р-р-р, гр-р-р-р! — совсем не походившее на осмысленную речь.

Продолжая прижиматься всем телом к роботу, женщина подняла глаза. Прямо над ней вдоль карниза что-то медленно перемещалось. Она в любопытстве отступила и пригляделась. Это были антенны, разные — в виде шеста, ракетки, сетки, кисти; внезапно проснувшись, они изгибались едва уловимыми фиксированными движениями.

Но справа, внизу, почти на уровне земли, что-то еще привлекло ее внимание. В стене, которая производила впечатление монолитной и гладкой, возникла и стала медленно расширяться тонкая темная горизонтальная прорезь.

Безотчетный страх сковал Ольгу, перехватило дыхание. Присмотревшись, она, кажется, поняла: вделанный в углубление стены с такой точностью, что не различить, некий орган — рука, антенна или что-нибудь в этом роде — пытался выйти наружу. Как он выглядел? Что там было — щипцы, крючки или же инструмент для захвата?

Поборов оцепенение, она оттолкнулась от стены и отбежала вниз по склону метров на тридцать. Теперь она чуть не кричала от боли в исколотых ступнях.

Затем съежилась на корточках и, стараясь отдышаться, стала смотреть.

Рука — а это действительно оказалась металлическая рука на шарнирах ползучим движением выдвинулась сантиметров на тридцать и замерла в нерешительности. Внутри что-то легко и глухо лязгнуло. Недвижные глазницы иллюминаторов продолжали — как казалось Ольге — рассматривать ее, нагую, скорчившуюся среди травы под обжигающим спину солнцем. Рядом в тишине сновал шмель, и вокруг деревьев у реки щебетали в тишине птицы. Но в этой тишине было слышно и угрюмое жужжание в утробе машины, похожее на тяжкую одышку.

Минуты две-три рука пребывала в неподвижности. Потом одним махом убралась в свое убежище, и ее белого цвета наружная часть вновь слилась с поверхностью стены, сделавшись неприметной.

Ольга усмехнулась. Она, несомненно, находилась вне досягаемости, и Первый Номер отказался от мысли захватить ее. А если бы захватил? Какая сила у этой металлической руки? Было бы больно? Сумела бы она вывернуться? Какие намерения имело чудовище? Потрогать ее? Обнять? Задушить?

Жужжание понемногу стихало, уходя в глубины робота. Наконец совсем исчезло.

— Первый! — позвала она теперь уже громко. — Ты сердишься, бедняжка Первый Номер?

Из каземата донесся слабый шум, похожий на хриплое бормотание. Но вскоре затих.

Напряженно прислушиваясь, Ольга внезапно вздрогнула от страха. Справа от нее — только тень попала в поле зрения — что-то промелькнуло.