Избранное - [216]

Помню, Манунта принес мне первые сведения, выданные машиной. Это долго объяснять. Представьте себе пленку с множеством горизонтальных линеек различной длины и по-разному расположенных. Графическое изображение мыслительной деятельности. Но это не язык. Это само обозначение мысли. Абсолютный язык, если хотите. Сложная штука. Для прочтения его требуется очень большая практика. Пока что. Завтра, возможно, найдется способ автоматически переводить его на какой-либо из языков. Я хочу, чтобы именно этим занялся Исмани, ваш муж.

Ну вот. Смотрю я на эти пленки, и, честно говоря, никакого впечатления. Общие сведения. Описание погоды. Замечен самолет и, кажется, орел. Обработка расчетов, выполненных за два дня до того. Потому что Первый Номер в течение какого-то времени уже действовал, насколько это было необходимо. Но, так сказать, бессознательно, без синхронной корреляции всех операций.

И тут появилось то, на что мы даже не надеялись, — абсолютное подтверждение: голос. Явление, в значительной степени необъяснимое. Мы не предполагали давать машине орган звука — зачем, ведь он нужен разве что для ярмарочных роботов, для демонстрации перед публикой. Техническая изощренность, и ничего более. Нашим целям он не соответствовал.

И все же голос появился — мы до сих пор не знаем как. Вы его слышали, Элиза. Он не похож на естественный шум тысяч и тысяч механизмов в движении. Это нечто самостоятельное, независимая вибрация, которая одновременно и с одинаковой интенсивностью может возникать в различных отсеках — то здесь, то там.

Вначале я подумал о неисправности. Потом мне показались знакомыми интонации, тембр, выражение. Ничего подобного я в жизни не испытывал. Нечленораздельные звуки. И ни малейшего представления о том, что они означают. Но я узнал Лауру.

Элиза, вы слышали, наверное, такую электронную музыку, где человеческий голос и слова изменены? Слов уже не разобрать, а выразительность остается и даже доведена до крайности. Слов и фраз больше нет, но музыка тем не менее говорит все, что нужно. Так и здесь, и это не туманный и многозначный язык классической музыки, а предельно точная речь, в некотором смысле гораздо точнее обычной человеческой.

Вот такой он, голос. Я сразу же сопоставил его с импульсами мысли на магнитной проволоке по формулам Чекатьева. И задал себе вопрос: не соответствует ли случайно этот непостижимый голос импульсам? Мы немедленно поставили эксперимент и перевели в звук намагниченную ленту. Результат ошеломил нас: тот же самый звук.

Однако то, что постепенно записывалось на проволоку, не совпадало с модуляциями голоса. Голос существовал независимо, не оставляя следов в памяти машины. Что же он говорил?

Все это происходило месяцев десять назад. Можете себе представить, как я надрывался, чтобы добиться ответа. Расшифровать этот голос. Напряжение было зверское. Прежде всего — истолковать, на основе нашего модуля, записи на обычной магнитной проволоке. Без этого было не обойтись. Получив смысл, снять с той же проволоки звуковой эффект. Сопоставить бесформенные звуки с уже известным значением. Найти соответствия, приучить ухо улавливать минимальные оттенки. Как при изучении английского языка. С тем, чтобы между написанным и произнесенным словом не ощущалось никакой разницы. Понемногу привыкаешь. А здесь во сто крат сложнее и мудренее. Но я своего добился.

— И сейчас вы понимаете все?

— Почти.

— Вы один? Больше никто?

— Еще Манунта. Не так, как я, но почти. Манунта — прекрасный человек. И привязан ко мне. Он никогда не предаст.

— А Стробеле?

— Стробеле? Вы, наверно, уже поняли: Стробеле — великолепный инженер. Без него сидеть бы нам в луже. Отличный координатор. В остальном — круглый дурак. Куда ему все это понять?

— А что Алоизи?

— Алоизи, я убежден, понимал голос по меньшей мере так же, как я. Но ни разу не обмолвился. А я не спрашивал. Не смейтесь. Между Алоизи и мною снова встала Лаура, разделяя нас. Потом Алоизи разбился в горах. Может, оно и к лучшему.

— А Лауру вы сразу узнали?

— Сразу. Для меня, и, видимо, для Алоизи тоже, это было самое сильное потрясение в жизни. Из этой омерзительной крепости, выстроенной на цифрах, звучал голос женщины, той единственной женщины, которая на протяжении лет притягивала к себе мои мысли. На мгновение, признаюсь, я почувствовал себя чуть ли не Господом Богом. Из ничего, из мертвой материи вытащить живое существо! Алоизи стоял рядом и все смотрел на меня, смотрел. Не радовался, не ликовал — просто стоял рядом. «Ты что, — спрашиваю, — не узнаешь? Это же ее голос, ну скажи, ее?» Он послушал, потом говорит как-то неуверенно: «Да, голос ее. Но это не она».

Вы спросите, что он имел в виду? Голос действительно был ее. Но только голос. Все остальное, что вульгарно именуют личностью, было чужое, принадлежало кому-то неизвестному, неустановленному. А точнее сказать, в целом это была она, но отсутствовало нечто, тот самый признак, та загадочная сущность, благодаря которой каждый из нас — единственный в мире.

Что было делать, отказаться? Начать все сначала? Честно скажу, не будь Алоизи, я бы сдался. Но Алоизи знал Лауру так же, как я, а то и лучше. Мы заперлись в лабиринтах робота. Все отключили. Первый Номер снова сделался безмолвным мертвым предметом.