Избранное - [12]
Малыши хихикали. Он резко обернулся:
— Брысь, квадратные головы!
Малыши отошли, уже откровенно смеясь. Цепенея от злобы, Чап изучал дурацкую картину. Ее нарисовала Ольга Кежун, это ясно. Самое оскорбительное было в точности: на длинных ногах под столом были те же, что сейчас на нем, металлические зажимы. Он и тогда, когда в первый раз увидел рисунок, про себя удивился: как она точна и бесцеремонна!
Повалив скамью, Чап выбежал из зала. Секретарь комсомольского комитета Виктор Шафранов, занятый составлением программы концерта, попытался его успокоить:
— Но ведь это шарж. Дружеский. Как не стыдно! Чап!
— Я требую ответа: почему посторонние участвуют в нашей стенгазете? Ты спрашивал Бородина?
— Нет, я еще не спрашивал. Конечно, это он зря… Если редактор, так должен головой думать.
В идиллической тишине пионерской комнаты Чап немного успокоился.
— Я могу фотографировать торжественное заседание, — сказал он и примирительно взглянул на Шафранова.
— Вот видишь, чего же шуметь! — ответил Шафранов. — А у тебя есть магний?
Чап усмехнулся наивному вопросу.
— А Кежун не явится, не знаешь? — спросил он.
— Опять двадцать пять! При чем тут Кежун, Чап? Есть редколлегия.
Солнце светило в высокие окна коридора. Чап шел и открывал двери пустых классов, заглядывая, нет ли где Бородина. Его худое, никогда не загоравшее лицо то освещалось солнцем, то погасало в тени.
Через час, не больше, Митя нашел Чапа на бульваре. Он сидел, вытянув скрещенные ноги, на садовой скамейке, которую кто-то оттащил одним концом от аллеи и оставил стоять криво, неуютно. Никто бы не сел на нее, кроме Чапа, — ему было все равно, лишь бы не мешали спокойному раздумью курильщика.
Митя присел на другой конец скамьи. Все-таки неловко перед Чапом: так с друзьями не поступают, надо было подумать. Он должен был предвидеть, к чему все это приведет.
— Ты сейчас знаешь, на кого похож? — сказал Митя. — На Максима Горького в молодости.
— Я похож на Гекльберри Финна, — в тон ему ответил Чап, не выпуская папиросы изо рта.
Они помолчали.
— Ты влюблялся когда-нибудь?
— Подколоть хочешь? — процедил Чап сквозь стиснутые зубы.
— А ведь я знаю, что влюблялся.
Чап сделал резкое движение всем телом, ноги его оказались далеко под скамейкой, руки распяты на спинке скамьи. Он не ответил откровенностью на вызов друга.
— Если за девочками не ухаживать, они как враги. — Он сказал это со злостью, прищурившись, точно стрелок.
— Ты влюблялся?
— Нет! — отчеканил Чап.
— Почему?
— Так. Некрасивые они все. На курносых веснушки…
— А на длинноносых?
— Тоже что-нибудь есть и на длинноносых.
— Угри? — рассмеялся Митя.
— Стоит ли нам продолжать разговор? — с ожесточением сказал Чап. — Ты единственный человек в классе, ясный, определенный человек, на которого можно было положиться. И ты…
— Договаривай. Что случилось?
— Мы ведь не дети. В нашем возрасте Базаров с Аркадием не такие вопросы решали. Ты знаешь, может быть, цинично скажу, может быть, разрушу кое-какие твои чувства, но в нашей стране так много серьезных дел, что влюбленные имеют жалкий вид… такой, как в других странах, где-нибудь… голодные. — Он говорил отрывисто, глотками вдыхая воздух. — Я презираю все, что с тобой произошло. Иди, целуйся с ней!.. Поклонник!..
Он встал и, не оборачиваясь, пошел прочь. Митя не стал его задерживать. Пусть идет.
В том безрассудстве, с каким Чап стремился разрушить их дружбу, Митя почувствовал нерассуждающую ревность. Ничем тут не поправить дело. Уходит друг, вот скрылся за углом, так и не оглянувшись.
Вдруг Мите стало жарко от воспоминания. Почему-то припомнился один из вечеров, которые они провели вместе. Они вернулись из эвакуации и сидели как-то у Мити, в пустой квартире. Обжигая пальцы, чистили окутанную белым паром, рассыпающуюся картошку, а Чап вслух сочинял один из своих диковатых рассказов, в которых правда всегда мешалась с выдумкой так, что и не узнать. Он придумал что-то о злодейском преступлении, о бесчеловечном предательстве. И Мите было страшно: он всем сердцем понимал, что Чап рассказывает не о ком-нибудь, а о собственном отце, предательски бросившем свою семью, о том самом, который «собакам сено косит». Тощий мальчишеский силуэт Чапа запомнился Мите: как раз погасло электричество, Чап высился вдохновенно-угрюмо над столом, едва различимый в темноте. И было немножко жутко от того, как он в полузабытьи посыпал солью картофелины быстрыми, как бы стригущими движениями длинных пальцев…
Долго сидел Митя на бульваре. Смутно выговаривалось чувство утраты — неясными стихами. Хотелось действительно сложить стихотворение. Этого никогда не бывало с Митей. «Целуйся с ней!» — ничего нельзя придумать обиднее.
Где-то гремел радиорупор, передавали «Последние известия». Знакомая собака подошла, виляя хвостом. Он погладил ее — она легла на спину. Он резко встал, испугав своим движением собаку, и пошел в школу.
Осень в южном городе, кажется, никогда не кончается. На стадион пошли без пальто, без шапок. Ольга прихватила с собой из дому соседа Гриньку Шелия. На бульваре встретились, пошли втроем.
В Митином классе Гринька считался юмористом. Он, по его собственному выражению, «убивал смехом», хотя Бородин и многие другие давно знали, что ничего смешного Гринька придумать не может. Просто привыкли его считать шутом.
В августе 1944 года королевская Румыния вышла из войны. Следом капитулировали профашистские режимы в Болгарии и Югославии. Советские войска город за городом, страну за страной освобождали Балканы. Война заканчивалась, но зато всё больше работ появилось у армейской контрразведки. Однажды радиоперехват одной из спецчастей поймал странную передачу: «…Слушай, слушай! Ринне, Ринне. Я Рале. Пиджак готов! Распух одноглазый…» Поиски в эфире, а также продвижение нашей армии приводят разведчиков к разгадке не только этой передачи, но и сложноорганизованной шпионской сети агентов-двойников.
«Опоясан мечом» — первый совместно написанный исторический роман двух авторов, писавших порознь о современности. М. Дальцева и Н. Атаров избрали героем своего нового произведения всемирно известного Джузеппе Гарибальди — борца за независимость и объединение Италии.
О молодой девушке Гале Устинович, приехавшей в далекий край на геологическую практику. В 1961 году Атаров написал «Коротко лето в горах». Это произведение при первой публикации было названо киноповестью. Фильм по ней вышел в 1964 году, а одноименный сценарий стал называться повестью.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.