Избранник - [2]

За два года, проведенные в команде, я неплохо пообвыкся на второй базе, а еще — освоил мягкую крученую подачу, которая провоцировала отбивающего на широкий замах, но в последний момент мяч резко нырял вниз и просвистывал под битой. Мистер Галантер в начале матча обычно ставил меня на вторую базу и перемещал на позицию подающего только в самые напряженные моменты, потому что, как он однажды заявил, его бейсбольная философия «зиждется на сплоченной обороне по всему полю».

В этот день у нас была назначена игра с лучшей командой другой соседской лиги — командой, которая славилась яростным нападением и слабой игрой в защите. Мистер Галантер говорил, что это очень важно — действовать на своем поле сплоченным оборонительным фронтом. Во время разминки, пока наша команда была на поле одна, он все время бил правым кулаком в левую ладонь и напоминал нам об этом сплоченном фронте.

«Без дыр, — кричал он от домашней базы, — без дыр, слышите? Гольдберг, ну какой же это оборонительный фронт? Плотнее! Между тобой и Мальтером крейсер пройдет! Вот так. Шварц, куда ты смотришь, ждешь парашютистов? Это спортивная игра. Враг на земле. Это слишком неточный бросок, Гольдберг. Целься, как снайпер. Дайте ему снова мяч. Бросай! Хорошо. Как снайпер! Очень хорошо. Держитесь крепче! На войне — никаких дыр в обороне!»

Мы взмахивали битами и перекидывали мяч, а день стоял теплый и солнечный, и нас обволакивало счастливое предчувствие близких каникул и радостное возбуждение от предстоящей игры. Нам очень хотелось выиграть — и ради самих себя, и ради мистера Галантера, так нам нравилась его бьющая кулаком в ладонь искренность. Раввинам-учителям бейсбол казался зловредной тратой времени, проявлением тлетворного, грозящего ассимиляцией вторжения английской культуры в жизнь ешивы. Но для учеников большинства общинных школ победа в межрайонном матче значила лишь немногим меньше, чем наивысшая оценка в талмудистике, потому что это был несомненный признак американскости, а считаться настоящим американцем стало для нас очень важно в эти последние военные годы.

Итак, мистер Галантер стоял около домашней базы, громко подбадривая нас и раздавая последние указания, а я вышел на минутку с поля, чтобы подправить свои очки. Я носил очки в черепаховой оправе, и перед каждой игрой мне приходилось загибать внутрь заушины, чтобы очки плотнее прижимались к голове и не сползали на переносицу, когда я начинал потеть. Я делал это перед самой игрой, потому что загнутые заушины сильно врезались в кожу и я не хотел терпеть боль ни на мгновение дольше, чем это необходимо. Эти места воспалялись и болели несколько дней после каждого матча, но, думал я, это лучше, чем постоянно поправлять очки или позволить им свалиться во время важного матча.

Позади сетки, ограждавшей домашнюю базу, стоял Дэви Кантор, один из наших запасных. Это был круглолицый темноволосый коротышка с выпуклыми, совиными очками и очень семитским носом.

— Классно выглядишь, Рувим, — сказал он, глядя, как я вожусь со своими очками.

— Спасибо.

— Все, правда, здорово выглядят.

— Это будет хорошая игра.

Дэви уставился на меня через свои выпуклые стекла.

— Ты так думаешь? — спросил он наконец.

— Ну да, а почему нет?

— Ты видел, как они играют, Рувим?

— Нет.

— Это же убийцы.

— Ну да.

— Нет, правда. Они дикие совсем.

— А ты их видел?

— Дважды. Это убийцы.

— Все играют на победу, Дэви.

— Они не просто играют на победу. Они играют так, как будто выполняют первую из десяти заповедей.

Я рассмеялся:

— Эта-то ешива? Да ладно тебе, Дэви.

— Точно тебе говорю.

— Ага, конечно.

— Рабби Сендерс наказал им никогда не проигрывать, потому что это позор для их ешивы или что-то в этом роде, не знаю. Увидишь.

— Эй, Мальтер! — крикнул мистер Галантер, — что ты там делаешь, за полем?

— Увидишь, — повторил Дэви.

— Ну да, — улыбнулся я в ответ, — священная война.

Он уставился на меня.

— Ты сегодня играешь? — спросил я.

— Мистер Галантер сказал, что, возможно, выпустит меня на вторую базу, если тебе придется подавать.

— Ну, удачи.

— Мальтер! — снова крикнул мистер Галантер. — Война на пороге, ты забыл?

— Иду, сэр! — ответил я и побежал обратно на свое место на второй базе.

Мы еще несколько минут покидали мяч, а потом я встал на домашнюю базу, чтобы поупражняться в отбивании подач. Сначала я послал далеко направо, потом поближе налево и уже занес биту для третьего удара, но тут кто-то закричал: «Вот они!» и я застыл с битой на плече, глядя, как команда, с которой нам предстояло играть, появляется из-за угла и заходит во двор. Дэви распахнул глаза за выпуклыми очками, нервно пнул сетку и мрачно засунул руки в карманы своих штанов на лямках.

Я смотрел, как они выходят на поле.

Их было пятнадцать, одетых одинаково: в белые рубашки, темные брюки, белые фуфайки и маленькие черные кипы. Как принято у ультраортодоксов, они были очень коротко стрижены, и только с висков свисали никогда не трогаемые локоны, свитые в длинные пейсы. Кое у кого пробивались бороды — редкие кустики волос, торчащие в беспорядке на щеках, подбородках и верхних губах. У всех у них под рубашками были надеты традиционные нагрудники — «талес катан», и пришитые к их четырем углам кисти-цицит свисали над брючными ремнями, колыхаясь в такт шагам. Будучи ультраортодоксами, они буквально выполняли библейскую заповедь: «И будут они в кистях у вас для того, чтобы вы, смотря на них, вспоминали все заповеди…»