Избранник Ада - [20]

Отложив книгу на сиденье рядом с собой – впрочем, я ее так и забыл и оставил в трамвае – я предался мечтам: вот, хорошо бы, мол, было, если бы и я смог так же договориться с Нечистым и получить от него хорошую мзду за свою душу. Пусть и на двадцать лет, но они прошли бы вместе с Софьей, а там – будь что будет! Двадцать лет – это такой огромный срок, еще одна такая же жизнь, которую я прожил. Вспомнилось, по-моему, Пугачевское: лучше прожить тридцать лет соколом и пожирать свежее, горячее мясо с кровью, чем триста лет вороном, питаясь гнилой мертвечиной.

Да, но как мне подступиться к Дьяволу, да и существует ли он, на самом деле? Партия учит: раз нет Бога, то нет и Дьявола. А если, эта наша, родная и бесконечно любимая, партия ошибается? Кто не ошибается? И если Нечистый реален, то что же я должен сделать такого, чтобы договориться с ним? С чего начать?

Все эти сказочные мысли, скорее, подспудно и неосознанно, отвлекали мой ум от напряженной работы, давая ему возможность немного передохнуть и просто помечтать. И тут я услышал позади себя, глухой, хрипловатый голос, похожий на недовольное ворчание вороны: «А купи-ка ты, парень, лотерейные билеты…».

Я оглянулся. На заднем сиденье, лицом ко мне, сидел мужчина, неопределенного возраста, в черном плаще и черной же шляпе, из-под которой на лоб выбивался одинокий завиток иссиня-черных волос. Его мертвенно-белые, в синих прожилках вен под тонкой кожей, руки опирались на ручку резной, лакированной трости, которую он поставил между колен. Непроницаемо темные круглые очки и неподвижное положение головы выдавали в нем слепого. Это позволило мне бесцеремонно рассмотреть мужчину. И тогда я заметил, что черный человек, на самом деле, был не так уж и молод – в годах. Однако лицо его выглядело довольно гладким, без морщин, но с, натянутой до глянца, синеватой кожей, как это бывает у старух, регулярно омолаживающих себя пластическими операциями.

Я покачал корпусом в разные стороны, пытаясь уловить его реакцию и окончательно удостовериться: слеп он, все же, или нет? Но мужчина продолжал сидеть, прямой, как палка, и недвижный, как статуя. Тогда я решил, что голос, который я услышал, мне просто померещился, но для достоверности, неуверенно спросил незнакомца:

– Вы, кажется, что-то сказали?

Человек снял очки, и я увидел два бельма, вместо зрачков, словно два пятна желтоватой пены. Эти ужасные бельма недвижно были направлены на меня, и мне даже показалось, что они пронизывают меня насквозь, влазят в мои мозги и прощупывают мои мысли, словно холодные, скользкие щупальца.

– Что-с? – сказал он, все тем же глухим голосом, в котором совершенно не чувствовалось никакого участия или заинтересованности.

Где-то я уже слышал или читал про это «что-с», кажется, у Лермонтова. Странно все это.

– Вы, насчет лотерейных билетов, ничего не обмолвились, часом?

Я помахал из стороны в сторону ладошкой перед его бельмастыми глазами, почему-то думая, что незнакомец, все-таки, что-то видит.

– Не надо махать руками перед моим носом, – проговорил пассажир и, упреждая мой вопрос, добавил: – Я ветерок ваших взмахов на лице почувствовал… А билетики лотерейные советую, все ж, прикупить.

Он встал и, деревянным шагом прямых, негнущихся ног, направился к выходу, мерно постукивая тростью по реечному полу вагона. Тут трамвай остановился, хотя до остановки было еще довольно далеко, дверь открылась, и черный человек навсегда исчез из моей жизни. По крайней мере, так я подумал.

И тут я всерьез задумался, а почему бы и, правда, не купить мне лотерейных билетов и не заключить с Нечистым договор на солидный выигрыш? Заключу договор, выполню Софьин наказ и поживу с любимой женщиной, как при обещанном нам некогда партией коммунизме лет, этак, двадцать, а там можно и помирать с музыкой и отправляться на сковородку прямехонько в Ад. Причем, я совершенно не буду зависеть от Софьиного богатства. Конечно, в то, социалистического реализма, время эта моя скороспелая идея любому могла показаться бредовой, но, наверное, так оно и было – это было бредом моего отчаяния.

Я определенно решил, что с помощью Сатаны теперь уж обязательно выиграю в лотерею по-крупному. Вот, возьму да и выиграю машину. Тогда разыгрывались «Москвичи» и «Волги». Я даже стал строить планы от реализации выигрыша.

Допустим, я выиграю по максимуму – «Волгу». Стоит она девять тысяч рублей, на барахолке можно загнать за все двадцать. Купим трехкомнатную кооперативную квартиру за пять тысяч, обставим ее, на это уйдет еще пару тысяч, накупим одежонки – тыща, «Москвич» возьмем, пусть с переплатой – за восемь штук. Итого получается шестнадцать тысяч. Сухой остаток составит четыре тыщи. Учиться мне еще останется почти три года, то есть по полторы тысячи в год добавки к стипендии. Вместе с ней получается, по сто пятьдесят рубликов в месяц – как нормальная зарплата. Отлично можно будет прожить до поступления на работу!

Ну, а что получится по минимуму, если выиграю только «Москвичок» за четыре тысячи? Продаем, опять же, на барахолке – за восемь. Считаем: однокомнатная квартира – две штуки, скромная обстановка – тыща, одежонка – еще одна. Тут, конечно, нового «Запорожца» не купить. Но такой, чтобы был на ходу, самой первой модели, в простонародье именуемый «горбатый», пусть и подержанный малость, – за пару штук взять вполне можно. Итого расходов: пять с половиной тещ. Правда, останется только две с половиной тысячи. Это выйдет дохода лишь по семьдесят рубликов в месяц. Со стипендией – больше ста. Как небольшая зарплата. Это, конечно, похуже, чем выиграть «Волжанку». Но скромно жить можно – перекантуемся, как-нибудь, три года. Главное, я докажу Софье свою, так сказать, профпригодность, а там – дела пойдут!