Избранная поэзия - [15]
Шрифт
Интервал
Здесь века водородных бомб
Касается крылами вечность.
VIII.Шартрский собор
Соединив два века смело,
Вдвоем венчая Шартрский храм,
С молитвой каменные стрелы
Стремятся к бледным небесам.
Одна средневековьем дышит,
В годах суровых рождена
Вся в кружевах, моложе, выше,
Сестра нарядна и стройна.
Но обе, веру обнаружив,
В одном стремлении святом.
Равны пред Богом: в волнах кружев
И в одеянии простом.
«Днем беседовал с игрушкой…»
Моим детям
Днем беседовал с игрушкой,
Всеми брошенный, один,
Ночью — с маленькой подушкой
Семилетний старший сын.
Всё задумчивей, печальней
Тихие слова звучат.
За стеной, у мамы в спальне
Снова стонет младший брат.
«Без него здесь в детской пусто,
Унесли его кровать,
И на все вопросы грустно
Перестали отвечать».
Трудно общую тревогу
Семилетнему понять.
Помолился тихо Богу,
Но мешают думы спать.
Он пробрался на рассвете,
Обнял плачущую мать:
«Мама, мама, разве дети
Могут тоже умирать?»
Мгновение
Памяти Э.Л.
«Остановись, мгновенье! Ты прекрасно!»
Гете
Строка из Фауста, звеня,
Всю ночь тревожила меня.
Она, быть может, где-то, где-то
Еще другой задела слух,
И некий всемогущий дух,
Как шутке, внял словам поэта:
Одно — прекрасное — одно
Мгновение остановилось —
Невероятное свершилось.
Случайно выбрано, оно
Когда-то было мне дано;
Теперь явилось вновь и длится…
Иль, мучая, мне только снится?
Я с тобой за морями в знакомом краю
До сих пор в палисаднике летнем стою
В подвенечной фате — у раскрытых дверей,
И не вянет в руке мой букет орхидей.
А войти в эту дверь мы не можем с тобой —
Ведь, приказано кем-то мгновению: стой!
И рука шевельнуться не может в твоей…
Словно куклы, стоим перед входом в музей
Восковых отражений людей.
Но протянута нить через горечь потерь
Из души в эту настежь открытую дверь,
В наш еще неразрушенный дом…
Как сияют глаза на лице молодом!
Ты в незнании полном, блаженном о том,
Что грядущего нет, что исчезло «потом»…
Мы прикованы здесь. Неприступен порог.
Никуда, даже в горести, нет нам дорог…
И терзает меня — меж летящих мгновений —
Этот миг вне земных измерений.
Зеркала
Памяти моего брата
Заблудилась на звездной дороге…
Меж синеющих склонов отлогих
У зеркального вижу крыльца
Пустоту — ни двери, ни дома.
Где пути коснулись конца,
Где и я сама невесома —
Там улыбка его лица
И слова: «Этой встречи мы ждали…
Снятся мне зеркала в темном зале.
Зачарован, глядел я в одно
И очнулся в тиши зазеркальной,
В запредельности беспечальной…
Это было, быть может, давно.
Я не помню — мне все равно.
Вечность память мою украла:
Горсть минут моих на земле.
Снятся сны — без конца, без начала,
Слово искры в остывшей золе.
Ты мне снишься… и вспышка заката,
И затоптанный путь покатый,
Крышка гроба, удар лопаты,
И мечта о солнце, тепле…
Снится детство: игры, уроки…
В нашей классной вдвоем у стола
Мы впервые читаем строки —
Те, что вечность отнять не могла.
Посмотри…»
В зеркалах высоких
Ясно парус белел одинокий,
А на холмах лежала мгла…
Просыпаюсь одна и дома,
Где мне каждая вещь знакома,
Где недвижно молчат зеркала.
В наших снах есть ли правды крупица?
Я не знаю, кто кому снится,
Кто кого и где увидал:
Брат меня на дороге астральной,
Я ль его в этой тихой спальной,
Там — в мерцании лунном зеркал?
Из Гейне («Любили друг друга, но в этом…»)
Любили друг друга, но в этом
Признаться они не желали.
При встрече глядели с враждою,
Хотя от любви погибали.
Расстались они, и порою
Друг друга во сне лишь видали.
Давно умерли они оба,
И сами едва ль это знали.
«Миг настоящий — только миф…»
Время — подвижный образ вечности.
Платон
Миг настоящий — только миф.
В нем тайна вечного движенья.
Полет мечтою уловив,
Я вижу призрачность мгновенья.
Пришла минута и ушла;
За нею вслед — вторая, третья…
От нас их там скрывает мгла,
Где каждый миг — тысячелетья.
Едва рожденный новый час
Уже спешит к давно уснувшим,
И Настоящее для нас —
Лишь грань Грядущего с Минувшим.
«В толпе, среди людского гула…»
В толпе, среди людского гула,
У древнегреческих колонн
Я на него едва взглянула,
Кивком ответив на поклон.
Но мы втроем — я это помню —
К заливу медленно пошли
Осматривать каменоломню:
Обломки мрамора в пыли.
Мне мужем, кажется, был третий…
Все расскажу я — до конца.
Я видела в закатном свете
Руины белого дворца
И слышала: «О вспомни, вспомни,
Кем ты была! Он жив, наш час!
Там — вместо глыб каменоломни —
Ступени мраморных террас.
Уйдем туда — в туман столетий,
Под своды нашего дворца…»
Не знаю, где остался третий,
Не помню я его лица.
РОДНАЯ ЗЕМЛЯ (Новое русское слово, 17 марта 1963 г.)
«О ней стихи навзрыд не сочиняем»
И в наших снах ее благословляем,
Но в ладанках не носим на груди.
Зачем? Она у нас — в сердцах,
Недосягаемый и драгоценный прах —
Тот, что не ждет нас впереди,
Когда в чужую землю ляжем,
Что нам не мачеха и не родная мать.
(А ваших слов о «Купле и продаже»,
признаться, не могу понять.)
Болея и сгибаясь под тяжелой ношей,
Мы помним хруст в зубах ее песка,
И грязь и снег на маленьких калошах…
Но мать отвергла нас и ныне далека.
А мы, рожденные и вскормленные ею,
Мы смеем звать ее, как вы, — своею.
Переводы из американских поэтов
Эмили Дикинсон (1830–1886)
«Скучают ветры. Жарко. В пальцах…»
Скучают ветры. Жарко. В пальцах
Я клад держу,
И говорю пред сном: «Мой камень
Я удержу».
Но самоцвет из честных пальцев