«Избери путь её…» - [8]

Вторая карлица даже не повернула головы, продолжая работать руками. Первая, поколебавшись секунду, подошла ко мне и… вновь принялась за дело. Я приподнялась и толкнула ее сильнее. Наверное, в этой руке, похожей на окорок, было гораздо больше силы, чем я думала: от моего толчка она отлетела на середину комнаты и упала.

Все в палате на мгновение застыли, но пауза была короткой: карлицы вновь принялись за работу. Я оттолкнула и вторую массажистку, процедив сквозь зубы:

— Держись от меня подальше!

Они остановились, глядя друг на друга непонимающими, тоскливыми и испуганными глазами. К нам приблизилась «командирша» — с розовым крестом на груди.

— Что случилось, Мама Орчиз? — спросила она.

Я сказала, что мне больно. Лицо ее выражало удивление.

— Все верно. Так и должно быть. Это нужно.

— Может, и так, но мне это не нужно, — твердо ответила я, — и больше они со мной этого делать не будут.

— Орчиз свихнулась! — раздался голос Хэйзел. — Она тут рассказывала нам отвратительные гадости!.. Она явно помешанная!

Маленькая женщина посмотрела на нее, а потом на всех остальных: кто-то утвердительно кивнул, другие отводили глаза, но на всех лицах было какое-то отвращение. Тогда она посмотрела на меня долгим, изучающим взглядом.

— Вы, двое, ступайте с докладом, — обратилась она к маленьким массажисткам, и, когда те, плача, вышли из комнаты, вновь окинула меня долгим и внимательным взглядом.

Через несколько минут все остальные массажистки закончили работу и ушли, нас опять было шестеро. Молчание прервала Хэйзел.

— Поганая выходка, — бросила она. — Мальки делали то, что им положено, и только.

— Может, им это и положено, но мне это не нравится, — сказала я.

— И поэтому бедняжек теперь должны избить. Но я думаю, тут опять сработает «потеря памяти» — ты ведь просто забыла, что обслугу, если она расстроит чем-то Маму, бьют? — с едкой иронией осведомилась Хэйзел.

— Бьют? — с трудом выговорила я.

— Бьют! — передразнивая мой сдавленный голос, ответила она. — Но ведь тебе-то все равно, что с ними делают. Уж не знаю, что с тобой случилось, но как бы там ни было… Я тебя всегда недолюбливала, Орчиз, хотя остальные считали, что я не права. Ну, уж теперь-то мы все убедились!..

Никто не возразил, и я поняла, что все в душе согласны с ней. Это было тяжелое чувство, но, к счастью, меня отвлекли от него распахнувшиеся двери.

В палату вошла старшая ассистентка с шестью карлицами, но на этот раз с ними была властная красивая женщина лет тридцати, при виде которой я испытала невольное облегчение: она не была ни амазонкой, ни карлицей, ни громадиной — на фоне остальных, правда, она выглядела чересчур высокой, но на самом деле — нормальная молодая женщина с приятными чертами лица, коротко остриженными каштановыми волосами, в черной юбке, видневшейся из-под белого халата. Старшей ассистентке приходилось почти бежать, чтобы поспевать за женщиной — она забавно семенила рядом бормоча: «Только что из Центра, Доктор».

Женщина остановилась возле моей койки, карлицы сгрудились за ее спиной, неодобрительно посматривая на меня. Она всунула мне в рот термометр и пощупала пульс. Потом деловито осведомилась:

— Головная боль? Боли? Если есть, где?

Она внимательно оглядела меня. Я тоже не сводила с нее глаз.

— Тогда почему… — начала было она.

— Она свихнулась! — раздался голос Хэйзел. — Она говорит, что потеряла память и не знает нас.

— Она говорила об ужасных отвратительных вещах! — добавила ее соседка.

— У нее бред! — опять послышался голос Хэйзел. — Она думает, что умеет читать и писать.

При этих словах женщина улыбнулась.

— Это правда? — спросила она.

— Но почему бы мне не… впрочем, это ведь легко проверить.

По-видимому, она не ожидала такого ответа, на секунду замешкалась, но быстро взяла себя в руки. На ее губах заиграла усмешка.

— Очень хорошо, — сказала она тоном, которым обычно разговаривают с расшалившимися детьми, достала из кармана миниатюрный блокнот и протянула его мне вместе с карандашом. Мне неудобно было держать карандаш, тем не менее я довольно четко вывела: «Я сама понимаю, что брежу и вы — часть этого кошмара».

Хэйзел хихикнула, когда я возвратила блокнот и карандаш женщине врачу. Та взглянула мельком на него и челюсть у нее, конечно, не отвисла, но усмешка мгновенно сползла с губ. Она посмотрела на меня пристально, очень пристально, а все остальные, видя выражение ее лица, затихли, как будто я показала здесь какой-то сверхъестественный фокус. Врач повернулась к Хэйзел:

— О чем она вам говорила? Какие «отвратительные» вещи?

— Ужасные вещи! — не сразу ответила Хэйзел. — Она говорила о… людях, как о животных. Что они… Ну, что они двуполые. Это было отвратительно!..

Врач секунду колебалась, потом повернулась к старшей ассистентке.

— Отвезите ее в смотровую.

Когда она вышла, «карлицы» засуетились вокруг меня, подкатили к постели низенький «троллик», помогли мне перевалиться на него и вывезли из палаты.

Я оказалась в маленькой комнате с розовыми обоями. Напротив меня сидела врач с блокнотом и карандашом в руках. Выражение ее лица было мрачно-сосредоточенным.

— Итак, — проговорила она, — кто рассказал вам всю эту чушь о двуполых людях? Мне нужно знать ее имя. Где вы проводили отпуск после Клиники?