Избавитель - [13]

Перед ним открылся поразительный по красоте пейзаж, не восхититься которым было невозможно. Лунный свет ярко освещал долину и буддистские ступы, стоявшие возле дороги, особенно одну, ближайшую к священнику — высокую и покрытую золотой краской. И этот магический лунный свет, и красота ступы, и контрастные очертания гор, и простор раскинувшихся рисовых полей, и темные курчавые кроны деревьев вокруг, и даже пронзительный крик птиц — всё вмиг изменило его душу. Еще мгновение назад он был близок к отчаянию, и вот Величие Мира, Величие Жизни раскрылись пред ним в полной мере. Он чувствовал такое воодушевление, как если бы пред ним с небес спустился Христос. Василий рухнул на колени со слезами на глазах, и из уст его полились молитвы. Это были молитвы, вытекавшие из ран его сердца, в них он просил за умерших и за тех, кто выжил, за всех людей на Земле, живущих и еще не рожденных, за больных и здоровых, за богатых и бедных. Он умолял прекратить людские страдания и помиловать их.

В самый разгар его молитвы раздались раскаты грохота. От испуга Василий вздрогнул и вскочил на ноги. Увиденное зрелище изумило его еще сильнее, чем лунный пейзаж: на фоне чистого неба среди полей из земли вырывались яркие молнии! Взвившись вверх, они растворялись в воздухе, а место, откуда они появлялись — небольшой пятачок диаметром в два метра — искрило, как бенгальский огонь. В центре этого пятака стоял, как сперва показалось Василию, невысокий столб, но через несколько секунд разряды прекратились, и «столб» качнулся и двинулся к нему.

Сердце Василия продолжало колотиться, в голове была путаница из-за всех душевных потрясений, приключившихся с ним за этот вечер. Он даже подумал: не чудится ли ему всё это? Но «столб», тем временем, приближался, и становилось ясно, что это человек. Вода и зелень на рисовом поле почти скрывали его ноги и замедляли его шаг. Он шел неторопливо, размеренно, зацепив руки большими пальцами за пояс и прижав локти плотно к телу. Человек вышел из болота и пошел быстрее уверенной походкой. Остановившись в десяти метрах от священника, человек попытался сделать еще шаг, но что-то как будто мешало ему.

— Can I help you? — спросил Василий. Английский он знал не очень хорошо, но местного языка он не знал вообще. Аборигены, в свою очередь, не знали русского, а вот на смеси английского и языка жестов иногда удавалось наладить кое-какие контакты.

Пришелец молчал, и священник сделал несколько шагов к нему навстречу. Луна осветила фигуру незнакомца: это был невысокий человек, имевший, как пишут в протоколах, «славянскую внешность», был он одет в армяк, под которым виднелась изодранная темная, скорее всего красная, косоворотка. Снизу на нем были широкие шаровары, прожженные в нескольких местах и заправленные в истоптанные сафьяновые сапоги. За широким желтым поясом пришлого красовался огромный изогнутый кинжал. У него были прямые недлинные волосы каштанового цвета и окладистая аккуратно постриженная бородка. Лицо ночного гостя выражало смирение, даже вину, но еще более несчастным его делала поразительная бледность — такая бледность, какой отцу Василию отродясь не доводилось видеть.

— Доброй ночи, — на чистом русском ответил пришлый и еле заметно поклонился.

Священник насторожился: он чувствовал какую-то необъяснимую опасность, но, тем не менее, выдержал паузу и снова спросил:

— Могу я Вам чем-нибудь помочь?

Мы оба можем помочь друг другу, отец Василий. Да, я Вас знаю, — прочитал удивление на лице священника незнакомец. — Поверьте, там, откуда я прибыл, вы весьма известны.

Кто Вы?

Я — бывший разбойник Яков Афанасьев, — представился незнакомец, — но чаще меня называли Яшка Каин, и вся Волга дрожала при упоминании моего имени. В свое время я загубил много душ и за это жестоко поплатился: все кончается, пришел конец и моей жизни, а за нее мне было уготовано место только в аду. Правда, за прижизненные «заслуги» я у Сатаны на особом счету, но всё же ад — это ад.

Яков рассказывал свою жизнь как поэму — похоже, он долго готовился к этой встрече. Закончив, он тяжко вздохнул и смиренно опустил взор. Все в нем было напускное: и слова, и жесты, и выражение лица.

— Так Вы… Призрак? — недоверчиво спросил Василий, вглядываясь в него: Яков не светился, не был прозрачным и, если бы не бледность, то легко мог бы сойти за обычного человека.

— Ммм… Не совсем. Призраки — это неприкаянные души, а я к вам из ада. У меня есть плоть, оболочка, но она ничего не чувствует, ей не нужен воздух, и сердце в ней тоже не бьется.

— Зачем же она? — в растерянном недоумении спросил отец.

— Ну, в ней меня все видят, все слышат, а не только избранные. Оболочка, что… Пустое, вот вдохнуть в нее жизнь — это уже проблема. И это, как раз, относится к делу.

— И какое у Вас ко мне дело?

— Я краешком уха слышал, что вы только что просили у Господа для людей освобождения от всех страданий. Я бы мог Вам в этом подсобить.

Отец Василий насторожился сильнее. В словах разбойника чувствовался подвох.

— В ад попадают не только разбойники с большой дороги, но и вполне умные люди. Там у них неограниченное время для размышлений и неограниченные возможности познать всю сущность материи. Некоторые приобретают ученость, с которой не сравнится ни одна академия наук. В тайне от Хозяина я уже объединил несколько таких умов и готов представить хоть сейчас плод их совместного творчества — совершенные знания, которые спасут людей от всяких бедствий. Представьте себе, я дам людям то, до чего они еще не скоро дойдут собственным умом, и избавлю их от страданий уже сейчас: от нужды, воин, голода, болезней. Всего этого больше не будет!