Изабелла Прекрасная - [12]

При свете высокой свечи она изложила все, что накипело у нее на душе, родителям.

Она понимала, что люди типа Маргариты держат свои переживания и разочарования при себе, но Всемогущий не наградил ее подобным даром. Она была Изабелла Прекрасная, и ни один мужчина не смел относиться к ней с пренебрежением, а если подобное происходило, она должна была выговориться, иначе просто задохнулась бы от переполняющих ее чувств.

И если ее отец решит, что она, как говорят, делает из мухи слона или пытается испортить политическую ситуацию, то во всяком случае ее младший брат Карл ее поймет. Ей всегда удавалось перетянуть милого Карла на свою сторону.

И это было ужасно жестоко со стороны супруга, которого она обожала, в первый же день ее пребывания в Англии позабыть о ней, оскорбить ее дядюшек и отдать драгоценности Карла Великого чужеродному человеку. Единственными звуками, нарушавшими тишину спальни, были сердитый скрип пера и треск поленьев в камине. Вышитое покрывало было откинуто, и кровать с отдернутым пологом давно ждала ее. Она вздрогнула, когда Жислен, неслышно подойдя в мягких туфлях, тронула ее за плечо.

— Уже поздно, мадам. Если король войдет сюда и увидит, что вы делаете… — прошептала она, бросив испуганный взгляд на дверь.

— Ну и что? Ему не помешает прочитать то, что думают о его противном друге, — возразила Изабелла, продолжая писать.

— Король может войти сюда с минуты на минуту, — предупредила ее Бинетт спустя еще час.

В конце концов Жислен заснула, и ее пришлось будить, чтобы она отнесла письмо Роберту ле Мессаджеру, который все еще добросовестно ждал под дверью. К тому времени, как обе женщины раздели ее, и огонь в камине, и свечи почти погасли. Чувствуя себя виноватой перед дамами, Изабелла отпустила их и немного постояла у окна. Казалось, и город, и замок, и порт погружены в сон. На востоке уже разгоралась утренняя заря, но король так и не пришел.

«Я — королева Англии!» — упрямо повторила про себя Изабелла, дрожа от холода, и забралась в свою пустую и холодную супружескую кровать, где и расплакалась, уткнувшись в подушку, как обиженный ребенок.

ГЛАВА 4

В Зале лондонского Тауэра Бинетт и Жислен разложили приготовленные для завтрашней коронации наряды королевы, а поскольку Изабелла высоко ценила вкус супруга, то взяла с него слово, что он придет посмотреть ее платье из серебра и золота. Он сдержал свое обещание, но выглядел при этом непривычно мрачным. При тусклом освещении раннего февральского вечера, еще более сумрачного из-за ползущего с Темзы густого тумана, он бросил недовольный взгляд в первую очередь на лежащие на ее столе и мерцающие в сумеречном свете драгоценности.

— Но почему две короны? — спросил он, беря в руки одну из них и крутя ее на пальце. — Чтобы показать, что Капеты выше Плантагенетов?

Она поначалу собиралась рассказать ему захватывающую историю двух корон и спросить его, какую из них ей лучше надеть, но его тон вызвал у нее раздражение.

— Может быть, мой отец боится, что вы еще до коронации отдадите одну из них кому-нибудь.

Эдуард поставил золотую корону на место, как будто она обожгла его, и подошел к окну, уставившись на свинцовую реку.

— Если коронация вообще состоится, — сказал он.

Изабелла резко повернула голову в его сторону и жестом отослала фрейлин.

— Мне уже приходилось слышать эту фразу, — вспомнила она.

— Возможно, ее произнес Ги Уорикский. Или Ланкастер. Вчера на совете они много чего наговорили.

Изабелла обрадовалась, что вчера ночью был совет, и именно он, а не Пьер Гавестон помешал Эдуарду прийти к ней в спальню до самого утра. Но то, что все ее прекрасные планы относительно коронации могут рухнуть, сильно встревожило ее. Она прошла через Залу и встала рядом с ним.

— Вы хотите сказать, что они могут ее отложить?

— Нет. Не допустить. И вы прекрасно об этом знаете.

— Я? — в полном недоумении спросила Изабелла в тот момент, как он повернулся и с упреком взглянул на нее.

— Все ваши драгоценные родственники объединились для того, чтобы поддержать их. Иначе, думаю, даже Уорик не осмелился бы приказывать мне. — Эдуард начал сердито ходить взад-вперед по Зале. — Они хотят, чтобы я опять отослал Пьера Гавестона.

Хотя эта перспектива обрадовала ее чрезвычайно, она не хотела, чтобы хоть что-то могло ослабить могущество ее супруга.

— Но как они смеют? Как ваши подданные могут диктовать вам условия? Мне казалось, они относятся к вам с любовью и почтением — ведь вы — сын их обожаемого Эдуарда Длинноногого. Разве они не желают видеть вас своим королем?

— Нет, дело не в этом. Разумеется, у них нет никого другого на эту роль, — сказал Эдуард с досадой. — Но дело в том, что они еще не принесли мне присягу верности. Я все время был отъезде — то в Шотландии, то еще где-то. И если они откажутся сделать это и завтра, то некоторые из них решат, что имеют право объединиться, в том числе войсками, и силой смогут ставить меня сделать то, что хотят они.

— Но у вас есть своя сильная армия. Вы можете противостоять им.

— И ввергнуть всю страну в междоусобную войну? — Он рухнул в кресло, стоящее у столика, и провел рукой по надушенным волосам. — С того самого времени, как умер отец, они все больше и больше пытаются командовать. Теперь них хватает дерзости выставить мне ультиматум: не будет никакой коронации, если я не вышлю из страны Гавестона, — произнес он отчаянии.