Из жизни солдата - [46]

История этого заговора была мне уже известна со слов одного из военных атташе, который, в свою очередь, услышал ее от царя во время одной из аудиенций. Речь шла о попытке группы офицеров во главе с неким Кимоном Георгиевым осуществить военный переворот, в ходе которого намечалось разогнать парламент и отстранить от власти царя. Царю Борису стало известно о готовящейся акции за несколько часов до ее начала. Заговорщики планировали сначала арестовать царя в его дворце и после этого занять здание парламента. Поэтому царь в эту ночь не ложился спать и поджидал заговорщиков в своем кабинете с пистолетом в руках. Когда они появились, царь дружески приветствовал их и заявил, что он полностью разделяет их намерение разогнать надоевший ему и ни на что не годный парламент и поэтому готов возглавить их движение. Такое поведение царя застало заговорщиков врасплох, и они упустили инициативу из своих рук. Правда, после разгона парламента царю сначала пришлось сформировать правительство из числа участников заговора и их единомышленников, однако затем ему удалось постепенно избавиться от самых опасных из них и сосредоточить всю власть в своих руках.

В беседе со мной царь Борис сообщил также, что с помощью весьма энергичного премьер-министра и не менее старательного военного министра он смог добиться от военного руководства отказа от вмешательства в политику. Этому способствовало и то, что благодаря переходу к реорганизации и перевооружению армии офицеры и генералы вновь почувствовали, что они способны не на словах, а на деле обеспечивать безопасность страны. Он также подробно остановился на той опасности, которую, по его мнению, представляет для Болгарии большевистская пропаганда, и с возмущением упомянул в этой связи об огромных количествах золота, нелегально поступающего для этой цели из Советского Союза. Мой собеседник, который разговаривал со мной на беглом немецком языке, показался мне умным и прагматично мыслящим человеком. И еще у меня сложилось впечатление, что царь в Болгарии пользовался всенародной любовью.

На следующий день мы стали свидетелями настоящего спектакля, значение которого заключалось прежде всего в том, что Болгария впервые во всеуслышание заявила о начале мероприятий, направленных на укрепление обороноспособности страны. Все войска, задействованные в маневрах, были построены для парада. После обхода парадного строя началась процедура освящения знамен для двадцати новых батальонов, формирование которых противоречило букве и духу соглашений, ограничивавших боевые возможности болгарской армии. Затем состоялся военный парад, во время которого военные атташе наконец-то увидели новые образцы вооружения, которые от них столь тщательно скрывали в ходе маневров.

Мы возвращались в Германию, глубоко убежденные в том, что как венгерская, так и болгарская армии твердо намерены избавиться от оков, надетых на них державами-победительницами в 1919 году. И с теми и с другими нам удалось сохранить по-настоящему дружеские отношения, сложившиеся еще в годы первой мировой войны. Венгрия и Болгария принимали нас не как иностранных офицеров, а как надежных товарищей и верных друзей.

В Берлине меня ожидала уйма всякой работы. Мне предстояло заниматься разногласиями между верховным командованием сухопутных войск и верховным командованием вермахта по поводу структуры высших органов управления вооруженными силами в военное время, а также продолжать подготовку командно-штабных учений и разработку оперативной документации. И я, конечно, не подозревал о том, что всего через несколько месяцев моей работе в руководстве сухопутных войск придет конец.

Прежде чем закончить эту главу, хочу сказать еще несколько слов о моих более молодых сотрудниках. Все они необычайно старательные и работоспособные офицеры. Мне даже кажется, что между нами сложились довольно неплохие личные отношения. Я расскажу только о тех из них, с которыми мне приходилось поддерживать наиболее тесные отношения.

Из сотрудников оперативного управления мне особенно запомнился майор Адольф Хойзингер, будущий генеральный инспектор бундесвера. Он работал со мной еще в 1-м отделении 1-го отдела управления сухопутными войсками войскового управления. После моего перевода в оперативное управление я добился назначения Хойзингера на мое место. Во время второй мировой войны он сумел Дослужиться до начальника оперативного управления, и я всегда с удовлетворением вспоминаю о нашем сотрудничестве во время войны. Под его началом работали капитаны Вестфаль, фон Тресков и фон Лоссберг. В дальнейшем Вестфаль благодаря своим выдающимся способностям стал во время войны начальником 1-го отдела штаба армии, а затем командующим армией в составе группировки Роммеля в Северной Африке. В конце концов он был назначен начальником штаба группы армий «Запад», которой поочередно командовали генерал-фельдмаршал фон Рундштедт и генерал-фельдмаршал Кессельринг. В 1945/46 годах мы снова встретились с ним в нюрнбергской тюрьме в качестве «свидетелей» на процессе против руководителей национал-социалистского режима. Вместе с другими офицерами мы создали рабочую группу, в задачу которой входила подготовка документации для адвоката доктора Латернзера, представлявшего интересы Генерального штаба по обвинению последнего в том, что он будто бы являлся «преступной организацией». Как выяснилось в дальнейшем, наша работа не пропала даром. Даже такой несправедливый и скорый на расправу суд, каким был Нюрнбергский трибунал, не сумел доказать обвинение, выдвинутое против Генерального штаба. Тем самым нам удалось спасти от незавидной участи многих наших товарищей.