Из жизни снобов - [6]

Он пришел домой; сверток еще не доставили. Разочарованный и мрачный, он бродил по дому, едва соизволив в половине седьмого спуститься к обеду. Он молчал, положив локти на стол.

– Почему ты не ешь, Бэзил?

– Нет, спасибо, – рассеянно произнес мальчик, думая, что ему что-то предложили.

– До школы осталось целых две недели. Так почему же ты принялся грустить уже сейчас…

– Да при чем здесь это? Я не хочу есть, потому что у меня весь день болит голова!

К концу трапезы его отсутствующий взгляд сфокусировался на пироге, и он равнодушно, как лунатик, съел три кусочка.

В семь он услышал звуки, которые должны были предварять волнующий романтический вечер.

На улице остановился лимузин Леминга, и через секунду Рипли Бакнер позвонил в дверной колокольчик. Бэзил обреченно встал.

– Я открою, – сказал он Хильде. И затем, со вселенским укором, маме: – Я выйду на минутку. Просто хочу им сказать, что не смогу поехать сегодня на ярмарку.

– Но ведь ты можешь, Бэзил! Не говори глупости! Из-за такой ерунды…

Он едва ее слышал. Открыв дверь, он оказался лицом к лицу с Рипли, стоявшим на ступеньках. Внизу стоял большой старый лимузин Леминга, дрожавший в свете полной луны.

Цок-цок-цок! На улицу въехал фургон доставки «Бартон Ли». Цок-цок! Из него выскочил человек, привязал лошадь, побежал по улице, свернул, свернул еще раз и направился к ним с длинной картонной коробкой в руках.

– Подожди минутку! – заорал Бэзил. – Мы ведь никуда не опаздываем? Я оденусь в библиотеке. Пожалуйста, будь другом, подожди минутку!

Он вышел на крыльцо.

– Эй, Эл! Мне только что привез… только нужно переодеться! Пожалуйста, подождите минутку!

Огонек зажженной сигареты закраснел в темноте, и Эл что-то сказал шоферу; машина, шумно фыркнув, перестала дрожать, и в небе неожиданно показались звезды.

III

И снова ярмарка – но совсем другая, как лучезарный вечерний образ девушки, не похожий на ее дневной облик. Из картонных балаганов и гипсовых дворцов исчезла начинка, осталась лишь внешняя форма. Обрамленная огнями, эта форма облекала все в таинственные и восхитительные образы, и люди, прогуливавшиеся по паутине маленьких Бродвеев, тоже становились частью этой картины, когда их еле видные лица поодиночке и группами возникали из полутьмы.

Мальчики торопились на свидание и нашли девушек в глубокой тени «Храма пшеницы». Едва соединились тени, как Бэзил почувствовал, что что-то не так. Его осторожный взгляд перебегал с лица на лицо; когда его представили всем присутствующим, он осознал ужасную правду: младшая сестра оказалась блеклым и коренастым страшилищем, похожим на курицу, спрятавшуюся под толстым слоем дешевой розовой пудры. Она непрестанно кривила свой безобразный и бесформенный рот, мучительно пытаясь изобразить очаровательную улыбку.

До ошеломленного Бэзила едва донеслись слова девушки Рипли:

– Даже не знаю, можно ли мне с вами идти. Я уже договорилась о свидании с другим парнем. Мы только сегодня познакомились!

Ерзая, она глядела то туда, то сюда, а Рипли в тревожном изумлении пытался взять ее за руку.

– Дайте мне руку, – настаивал он, – разве не я первым назначил вам свидание?

– Но я же не знала, придете вы или нет, – упрямо повторяла она.

Элвуд и сестры тоже стали ее умолять не разрушать компанию.

– Возможно, я соглашусь прокатиться на колесе обозрения, – с неохотой сказала она, – но не на «Старой мельнице»! А то тот парень обидится.

Уверенность Рипли пошатнулась от такого удара, он даже рот разинул; его рука отчаянно пыталась захватить руку девушки. Бэзил сто ял, бросая быстрые, мучительно-вежливые взгляды на свою девушку. Иногда, с выражением бесконечного укора, он поглядывал на остальных. Из всей компании один только Элвуд был удовлетворен создавшимся положением.

– Пойдемте на колесо обозрения, – с нетерпением предложил он, – не можем же мы здесь стоять всю ночь!

Когда они покупали билеты в балаганчике, строптивая Оливия – так ее звали – опять начала колебаться, нахмурившись и оглядывая толпу так, словно все еще надеялась на внезапное появление соперника Рипли.

Но когда устремившиеся вверх кабинки вновь опустились вниз, она позволила себя уговорить прокатиться еще раз, и три парочки, вместе со своими заботами, вновь медленно поднялись в воздух.

Когда кабинка поднялась вверх, следуя по воображаемой колее в небе, Бэзилу пришло в голову, что он получил бы гораздо больше удовольствия, оказавшись здесь в другой компании – или даже совсем один. Внизу новым разнообразием красок мерцала ярмарка; там, на краю огней, которые уменьшались, становясь едва заметными, темнота казалась мягкой на ощупь. Но он был не способен причинить боль тому, кого считал низшей кастой; через некоторое время он повернулся к девушке, сидевшей рядом с ним.

– Вы живете в Сент-Поле или в Миннеаполисе? – завел он светскую беседу.

– В Сент-Поле. Я учусь в школе № 7.

И тут она неожиданно придвинулась к нему.

– Держу пари – ты парень не промах! – ободрила она его.

Он обнял ее за плечи и обнаружил, что они были теплыми. Они опять поднялись в самую высокую точку окружности колеса, и над их головами протянулось небо, а затем они вновь начали падать вниз, через порывы музыки, доносившейся из переносных каллиоп. Из осторожности отвернувшись, Бэзил прижал девушку к себе. А когда они снова поднялись наверх, в темноту, он склонился и поцеловал ее в щеку.