Из записных книжек и тетрадей - [5]
16-го июня 1918 г.
Антокольский о теософских, беатриченских, ясновидящих — непременно девических! — шеях:
„Такое впечатление, что они ее из лейки поливают“.
__________
А<нтоколь>ский о Н<икодиме>: „Он — гётеянец. Т. е. — нет — я неверно сказал, я хочу сказать, что к нему по ночам является пудель или Mater Dolorosa[6]“.
__________
— В Польше есть почетная должность сторожа могилы Костюшко.
__________
4-го июля 1918 г.
Аля: — „М<арина>! Что такое — бездна?“
Я: — „Без дна“.
Аля: — „Значит, небо — единственная бездна, потому что только оно одно и есть без дна“.
__________
— „Марина! Неужели ты все эти стихи написала? Мне даже не верится — так прекрасно!“
__________
6-го июля 1918 г.
„— Марина! Мы с тобою в разряженных именах: Ариадна — Марина“.
__________
Н<икодим> (о подвиге):
— Самоуничижение — такой же инстинкт, как самосохранение.
__________
Разница между мной (ребенком) и Алей:
— У Али восторг к своему (своей породе в мире) перевешивает сильное отвращение к чужому.
У меня — наоборот. (Было и есть).
__________
Аля (пропустив, по свойственной ей медлительности, шарманщика):
— Марина! Я не особенно жалею, когда пропускаю какую-нибудь
радость, а когда горе — жалею. Я только одного горя бы не жалела:
видеть черта.
__________
Аля:
— „Марина! —
С какой стороны — страна старины?“ (В Кремле)
„Марина! Как старый лев лучше, чем старая женщина!“
__________
Глядя в небо:
— „Марина! Как голубизна загребает белизну!“
__________
— „Марина! Голова у меня тяжелая, как у памятника, только не на вес“.
17-го июля 1918 г.
Хаос, взятый на учет.
__________
Беззащитность рукописи (я).
__________
30-го июля 1918 г.
Аля: — „Марина! Если бы твое кресло не было мягкое, оно было бы настоящее жесткое кресло“.
__________
Александр Македонский, разрубая Гордиев узел, просто груб.
__________
Лунная ночь в городе всегда готична.
__________
Саламандра не огненна, она — огнеупорна. Какой безумный холод, чтобы жить в огне!
__________
31-го июля 1918 г.
— „Мама! Я не могу спать! У меня такие острые думы!
— Марина! Мне кажется — нет людей духа. Не духа, когда дышишь, а того, другого. Ты меня понимаешь?“
__________
1-го августа 1918 г.
— „Где дыра, а сквозь дыру — синее небо, там — Италия“. (Н<икодим>)
__________
Аля: — „Марина! Когда ты пишешь — ты только водишь рукой, а пишет — душа“.
__________
Аля, о видении ангела: лицо неяркое, как луна, а глаза нарисованные, а внутри — точно простокваша.
__________
„У меня горе тяжелое, как железо, как бомба“.
__________
— Воспоминание: этим летом я как-то после купанья сидела на песке. Подошла огромная белая лохматая собака и села рядом. И вот, Надя: „Что-й-то, барыня, странно на вас глядеть: на одного-то слишком много надето, а у другого — чего-то не хватает“.
(Много шерсти у пса, отсутствие одежды — у меня.)
__________
Два источника гениальности женщины: 1) её любовь к кому-нибудь (взаимная или нет — все равно). 2) чужая нелюбовь.
__________
Бездарна женщина: когда не любит (никого), когда ее любит тот, кого она не любит.
__________
Когда нет мужчин, я о них никогда не думаю, как будто их никогда и не было.
__________
21-го августа 1918 г.
Еда иногда пахнет совсем не едой: приключением, грустью (запах кухни большого отеля).
__________
Аля: — „Марина! Я хотела бы написать книгу про все. Только я бы не хотела ее продавать, я бы хотела, чтобы она у нас осталась, чтобы ее могли читать только родные: душевно-родные и другие“…
__________
Марина! А у тебя иногда дикие глаза: в них степи, ночь…
__________
На днях разбился верхний свет в столовой. Стекла вдребезги, кирпичи, штукатурка, звон. Мы с Алей еле спаслись. Аля, в слезах: — „Марина! я жалею книги!“
— „Какие книги?“
— „Ведь дом рушится!“
__________
— „Да! И если ты через 10 минут не будешь готова, я тебя не возьму ни гулять, ни в Кремль, и не дам тебе чаю!“
— „А я тогда буду жить как святые! И буду писать 8 страниц в день!“
(В реплике — ни самолюбия, ни самомнения, ни смирения — сразу сжилась.)
__________
Я — le contre — coup du fait.[7]
__________
Мужчины и женщины мне — не равно близки, равно — чужды. Я так же могу сказать: „вы, женщины“, как: „вы, мужчины“. Говоря: „мы — женщины“, всегда немножко преувеличиваю, веселюсь, играю.
__________
Июльское солнце я чувствую черным.
__________
Аля, 27-го августа 1918 г., в кухне, за ужином — ко мне и Наде:
„Вы тут все про дворников говорите, а я думаю про свою серебряную страну“.
__________
Из письма:
Нас делят, дружочек, не вещи высокого порядка, а быт. Согласитесь, что не может быть одинаковое видение от жизни у человека, к<отор>ый весь день кружится среди кошелок, кухонных полотенец, просто народных лиц, вскипевшего или не вскипевшего молока и человека, в полном чистосердечии никогда не видавшего сырой моркови.
Женщине, если она человек, мужчина нужен, как роскошь, — очень, очень иногда. Книги, дом, забота о детях, радости от детей, одинокие прогулки, часы горечи, часы восторга, — что тут делать мужчине?
У женщины, вне мужчины, целых два моря: быт и собственная душа.
__________
Я абсолютно déclassée.[8] По внешнему виду — ктó я? 6 ч. утра. Зеленое, в три пелерины, пальто, стянутое широченным нелакированным поясом (городских училищ). Темно-зеленая, самодельная, вроде клобука, шапочка, короткие волосы.
