Из воспоминаний жандарма - [5]

Основная заслуга в этом была за прямыми и непосредственными наследниками III отделения. Дело в том, что, ликвидировав этот орган, и сам Лорис, и его преемники никоим образом не собирались отказываться от секретной полиции как таковой — напротив, они всеми силами стремились максимально укрепить и усовершенствовать ее. Все наследство III отделения по сыскной части было передано в специальное делопроизводство Департамента полиции МВД; позже, в 1898 году, на его базе был создан Особый отдел — центральный орган политического сыска в России. Но все же определяющую роль в тех успехах, которые были достигнуты реорганизованной политической полицией в борьбе с революционным движением, сыграли органы местные — «Отделения по охране общественного порядка и безопасности» или, попросту, охранка.

Эти органы были созданы в 1880 году в Москве и в Варшаве[1] в качестве своеобразного эксперимента. В то время, как жандармы губернских управлений и соответствующие полицейские чины должны были по всей России вести ежедневную будничную борьбу с «потрясателями основ», на охранку возлагалась роль своего рода лаборатории политического сыска. Охранным отделениям выделялись довольно значительные средства, на службу в них отбирались наиболее перспективные жандармы и «штатские специалисты» и — качество редкое в бюрократическом аппарате Российской империи — здесь всячески поощрялись инициатива и предприимчивость. Были бы результаты…

А они не замедлили прийти. Особенно «заблистала» в 1880-х — 1890-х годах московская охранка. Возглавлявшие ее полковник Бердяев и вслед за ним знаменитый Зубатов подняли на небывалую высоту сыск во всех его проявлениях. Здесь под началом Евстратия Медникова была создана знаменитая «школа филеров», воспитывавшая приметливых, смышленых шпиков, с хорошо отработанными приемами «наружного наблюдения» — от примитивной слежки до целых сыскных феерий с погонями, переодеваниями, переменой внешности, засидками на чердаках, в погребах и т. п. Здесь основательно взялись за данные, поставляемые перлюстрацией, ведя постоянную, кропотливую, целенаправленную их разработку («на письмах» сидел уже упоминавшийся нами Меньщиков, тоже в своем роде охранная знаменитость). Наконец, именно здесь впервые была сплетена и накинута на подполье плотная сеть «секретной агентуры»: к началу XX века в Москве не было, пожалуй, ни одной нелегальной организации, чья деятельность не освещалась бы подробнейшим образом одним или, чаще, несколькими провокаторами.

На высочайшем канцелярском уровне в московской охранке находились и все дела бумажные. Учет информации, получаемой из разных источников, поставлен был образцово. «Регистрация, — писал В. В. Жилинский, один из исследователей деятельности московской охранки, — была идеальной. Всякий, кто хотя бы только подозревался в чем-либо, попадал на особую регистрационную карточку, на которой проставлялся № дела, и всякую справку на любое лицо можно было получить в несколько минут. Таких регистрационных карточек имеется до миллиона. На этих карточках можно найти имена всех общественных деятелей, высокопоставленных особ, карточку почти всякого интеллигентного человека, который хоть раз в жизни задумывался над политикой». С начала XX века особые «разноцветные» досье составлялись на различные революционные и оппозиционные направления: на красных карточках группировались данные на эсеров, на синих — на эсдеков, на зеленых — на анархистов и т. д. Целые шкафы заполнялись фотокарточками арестованных, подозреваемых, эмигрантов; целые тома — тематическими подборками газетного и журнального материала. Конечным же результатом всей этой работы, венцом обобщения информации, являлись схемы различных нелегальных организаций, подробные, как топографические карты-двухверстки — на них были нанесены центральные органы и вспомогательные, указаны все их члены, прослежены всевозможные связи. Неудивительно, что, по признанию многих деятелей подполья, «делать революцию» в Москве в конце XIX — начале XX веков стало чрезвычайно трудно, почти невозможно.

Работа московской охранки была замечена и отмечена высоким начальством. С конца XIX века «москвичей» начинают использовать чуть ли не в масштабах всей России — европейской, по крайней мере. Из «евстраткиных филеров» формируется особый «летучий отряд», которому поручаются наиболее важные дела по части выслеживания, высматривания и вынюхивания. Да и начальник охранки Зубатов с ближайшими сотрудниками постоянно находится в движении от одной «горячей точки» к другой: то в Поволжье «разбирается» с социалистами-революционерами, то в Минске борется с Бундом…

В 1902 году министр внутренних дел В. К. Плеве, сам большой «спец» по сыскной части, еще при Лорис-Меликове возглавлявший Департамент полиции, по рекомендации Зубатова провел последнее серьезное преобразование системы государственной безопасности. Охранные отделения по образцу и подобию московского были созданы во всех губернских городах. Им поручалась вся работа по организации и ведению политического сыска; на долю же «явных» жандармов в губернских управлениях теперь оставались лишь такие дела, как формальное ведение дознаний по политическим преступлениям (материал по которым готовила все та же охранка), аресты, содержание под стражей, конвой и т. п. Новые органы в своей деятельности подчинялись начальнику Особого отдела Департамента полиции, которым был назначен сам Зубатов; вместе с ним на повышение пошел и Медников; зубатовские же «птенцы» из московской охранки — жандармские офицеры Спиридович, Сазонов, Петерсен и др. — разлетелись по всей стране, возглавив охранные отделения в губерниях; так же, вразъезд, на руководящие должности по «наружному наблюдению» отправились и столичные филера. Охранная сеть, сплетенная в Москве, опутала теперь всю Россию.