Из восьми книг - [13]

Города обходил ночами:

Кто поведает муки Слова,

Обреченного на молчанье?

В тяжком обмороке камней —

Бог, подземных глубин немей!

Но травинка грунт пробивает,

Немоту – голосок чуть слышный:

Это в новую ночь Всевышний

К нам единственным звуком взывает,

Самый ясный и самый целебный – Звук,

Согласный со всею вселенной!

Рядом – Гласный. И это – так много,

Что и птицы садятся на плечи.

Но взлетевший от Птичьего Слога

Ко святой Человеческой Речи —

Знает цену дарам и утратам:

Льдистым садом подернуты стекла,

И, чтоб Слово навеки не смолкло —

Он молчит пред Пилатом...

1987

* * *

О, близость мелодий!

Различья развей:

К единой свободе —

Давид и Орфей!

Единство воспело,

И нет уже двух —

Влекущее тело,

Провидящий дух!

Два слившихся диска

Побед и обид —

О тайна единства:

Орфей и Давид!

И сумрак, редея,

Пропустит рассвет,

Где нет иудея,

И эллина нет!..

1987

ЗОРИ ПРЕД ТЬМОЙ

Слышу: умер старик Смыслов.

С ним, соседом, мы были чужие —

Не встречались, хоть рядом жили,

Не сказали за жизнь двух слов.

Но пред тем, как сады зацвели,

Он на солнце стоял у забора:

«Лучший срок наступает!

Скоро Будет свадьба у всей земли!..» —

Так сказал он. И это слышал

Только воздух весенний и я,

А душа поднималась все выше,

Золотые секунды лия.

Лучший день! У меня – на восходе,

У него – на закате души.

Но и зори пред тьмой хороши

В набегающе-нежной природе.

Мы – наперсники этого дня.

Мне старик, умирая, кивает.

Он, чужой, вразумляет меня,

Что чужих на земле не бывает.

Боже Господи! Ты ведь знаешь —

Мы, как рыбы, дрожим на песке...

Для чего же Ты нас покидаешь?

Для чего Ты стоишь вдалеке?...

1987

* * *

Я – Дух, Я – Дух, Я – Пламя,

И Мне подобных нет:

Я высшими мирами,

Как ризою, одет!

Но я открылся нищим,

И золотист и тих:

Сравнить Меня им не с чем,

Иного нет у них...

1987

ИЕРОНИМ

Мы с лапы львиной яблоко сорвем,

Орла стихам научим:

Иероним беседует со львом

Всезнающе-дремучим.

А тот следит, прищурившись в веках,

Игру контрастных пятен,

И текст на трех священных языках

Ему без слов понятен...

1988

* * *

Истина – гуще осеннего сада

В сумерках, и недоступней для взгляда

Тайные тропы, сокрытые в ней,

Бывшие летом рассвета ясней.

Корни, кусты, травяные владенья

Скрыло от разума Грехопаденье,

Истины свет загустился в белок,

Полный провалов, пещер и берлог.

Роза средь ночи бессильна – и властна,

Правда во плоти черна – но прекрасна,

В дуплах дремучих страшна, но права:

Ангел, взывающий из вещества!

1988

СЕРБИЯ

<Из Цикла>

<1> ЯБЛОКО

Подобрал бы то яблочко, съел бы я,

Да далеко оно откатилось!

Дионисий прошелся по Сербии —

Виноградом украшенный тирс.

Дионис – во святительских ризах,

Вновь аттический выдался век,

Храм лобзанья – Акрополю близок,

Но запутанней синтаксис рек.

Подобрал бы то яблочко спелое,

Да оно закатилось в Прилеп,

Раскололось – златое и целое —

На ручьи диалектов и лет,

В счет Аида – четвертая Аттика,

Оскудел огневой студенец.

Ярых вод наговорная практика

Не излечит сердец.

1988

<2> ПАВА

Из ворот избы беседной

Выбегал ручей жемчужный,

Увидал малец недужный —

Улыбнулся, бедный,

Как он бросился на травы,

Чтоб собрать тот жемчуг ценный,

Вдруг слетает Свет Нетленный

В виде яркой Павы:

Клювом жемчуг собирает,

Под цветные крылья прячет,

Перьем солнечным играет —

А парнишка плачет:

«Пожалей меня, больного,

Перед лютой зимней стужей,

Ты оставь мне хоть немного

Маленьких жемчужин!

Сколько ты уже склевал их...

Хоть оставшиеся эти —

Три денечка белых, малых

Подари мне, Свете!»

Пава, перьями играя,

Слез и слов не замечает

И, остатки добирая,

Хлопцу отвечает:

«Не оставлю, мой хороший,

Ни жемчужинки единой, —

Будешь схвачен холодиной,

Снегом запорошен,

Чтобы сердце приуныло,

Чтоб душа твоя остыла.

И когда тебе земные

Станут дни постылы, —

Вновь слечу к тебе я Павой,

И, к земному не ревнуя,

Жемчуг весь тебе верну я

Вместе с горней Славой!»

1988

VII ИЗ КНИГИ «ШКОЛА БЕГЛОГО ЧТЕНЬЯ» (1989–1990 гг.)

* * *

Опять весна беснуется,

Божествует душа,

И адом пышет улица,

И небом изошла.

О, как ты смотришь пристально

На зелень – как в меня!

За деревянной пристанью —

Речной трамвайчик дня.

А с кем я в детство робкое

Плыл дымом по реке, —

Под строчкой спит короткою

В полынном парике...

Вновь май сошел, некошенный,

Мальчишеской стопой,

Трамвайчик светел, кожаный,

И я плыву с тобой —

Пока во сне встречается,

Что ветер надышал,

И надо всем качается

Воздушный жаркий шар,

Пока прозренья белый стих

Бежит к реке, патлат, —

Растет Любовь из прелости

И страхов, и утрат.

1989

НАДГРОБЬЕ

Два оленя охраняют

Драгоценную корону

На надгробном сером камне.

Поперек зима легла.

Развороченные кроны.

Город Ровно.

Путь неровен.

Это руки Аарона.

Впереди – январь и мгла.

Впереди – двуликий Янус.

Ты пройди, а я останусь,

И в двусмысленную данность

Жизни бежевой вгляжусь:

Что-то сплошь нам

Встречи с прошлым

Предстоят: нас водят за нос,

Лишь для виду

В двери выйду —

И рожденным окажусь.

Два оленя скачут гордо.

К сожаленью, надпись стерта,

И корона увенчала

Изначальный, общий рок.

Плотник, пекарь иль сапожник

Как сумел, меж дел тревожных,

Ты взрастить оленей нежных,

Чем стяжать корону смог?

Галаадских бег оленей

По надгробьям поколений,

Псалмопевца умиленье:

«Как олень спешит к воде —

Так, презрев земли двуличье,

Я Твое взыскал величье,

Сбросив имя и обличье:

Нет меня... Но Ты – везде!..»

1989

* * *

– Господин Световидец,