Из варяг в Индию - [21]

Припасов у русских было достаточно для того, чтобы сидеть в своих укреплениях хоть год, воды у них под боком имелось целое озеро, а о долгой осаде при слабой организации хивинского войска не могло идти речи. Хан Ширгози, поняв, что прямыми атаками лагеря Черкасского ему не взять, по совету своего казначея Досим-бея пустился на хитрость. В русский лагерь явился хивинец Ходжа Ишим, который передал князю Черкасскому «глубочайшее сожаление Хана Ширгози о случившемся недоразумении» — якобы нападение произошло без его, ханского, ведома и повеления. Ишим просил послать с ним в лагерь к хивинцам кого-нибудь от князя, чтобы можно было начать предварительные переговоры.

Черкасский велел идти к хивинцам татарину Алтыку Уссеинову, поручил ему передать хану, что князь имеет от своего государя посольскую верительную грамоту и словесные поручения к хану. Из лагеря хивинцев Уссеинов вернулся вместе с Ишимом, который объявил, что хан будет держать совет, а пока все враждебные действия прекращаются.

Осажденные также собрались на военный совет, мнения на котором разделились. Майор Франкенберг и другие военные были против мира. Их понять можно: военные рассуждали как профессионалы — после того, как ни один из гонцов не вернулся, когда от лазутчиков приходят самые тревожные донесения, а от отряда Киритова ни слуху ни духу, наконец, после внезапной атаки хивинцев верить хану было невозможно. Но Черкасский имел свои резоны: они шли в эту степь не воевать с туземцами, а вести переговоры, склонять хивинского хана к подданству, искать путей в Индию и россыпи золота. К тому же подмоги ждать было неоткуда, а сидя в лагере, никакого толку не высидишь. При поставленных перед экспедицией целях худой мир был лучше хорошей войны! И мирные предложения хана были приняты.

* * *

Но утром 20 августа отряд был снова атакован. Штурм отразили, и тут же в лагерь приехал Ходжа Ишим. От имени хана он униженно просил прощения, уверяя, что нападение произвели пришедшие вместе с хивинцами туркмены и жители побережья Аральского моря, которые никому не подчиняются и часто действуют так, «как подсказывает им дикость натуры». Инцидент замяли, и мирные переговоры возобновились. Князь Черкасский отправил в хивинский лагерь татаских мурз Смаила и Худайгули, поручив им передать хану, чтобы тот, в доказательство своих мирных намерений, прислал к нему в лагерь для переговоров своих приближенных — визиря Кулун-бея и Ходжу Назара. Хан обещал это исполнить и, дабы загладить перед русскими вину за нападение утром 20 августа, приказал примерно наказать нескольких своевольников, увлекших туркмен и аральцев в атаку. В присутствии посланцев Бековича двоим хивинцам, уличенным в самочинном действии, прокололи одному ноздрю, а другому ухо, через эти отверстия продели тонкую веревочку и на ней водили их перед всем войском. После этой показательной экзекуции в русский лагерь прибыли Кулун-бей и Ходжа Назар, с которыми был заключен предварительный мир. При заключении этого договора хивинские вельможи клялись, целуя Коран, а князь Черкасский присягнул целованием креста.

На другой день Черкасский получил приглашение хана прибыть к нему для обмена подарками. Довольный тем, что дело сдвинулось с мертвой точки, князь выехал вместе с Самоновым, старшими чиновниками, офицерами. Его сопровождали братья Сиюч и Ак-Мурза, а также почетный конвой из 700 казаков и драгун. Ханское войско, встречавшее русского посла на конях, разделилось, пропустило отряд Черкасского внутрь и сомкнулось вновь. Для русских отвели место поблизости от ставки хана, они разбили свои шатры и встали особым лагерем. Князю Черкасскому было сообщено, что завтра он встретится с ханом.

* * *

Прием у хана Ширгози состоялся, как и было обещано, на следующий день. Черкасский и ближайшие к нему люди вошли в шатер Ширгози, который принял от князя посольские грамоты и подарки, состоявшие из сукон, сахара, соболей, драгоценной посуды. Хан первым повел речь о том, что расположен к русским, и подтвердил заключенный накануне мирный договор, самолично поцеловав Коран. Когда с официальной частью было покончено, Ширгози пригласил гостей откушать и потчевал отменным обедом, во время которого играли на своих инструментах русские военные музыканты. Все было так мило и славно, что никому в голову не шли мысли о возможном лицемерии и коварстве хана. Черкасский был околдован любезностью Ширгози. Когда тот вернул ему часть подарков, заявив, что поднесенные сукна драные и не похожи на дары великого царя, князь стал уверять хана, что это не царские подарки, а лично его, Черкасского, и той же ночью послал гонца в лагерь, где вместо него остался старшим Франкенберг, требуя немедленно прислать царские дары. Их доставили уже к утру на двадцати верблюдах, а днем они были поднесены хану. С тем же гонцом в лагерь был отправлен приказ спрятать Ходжу Нефеса, которого хан просил выдать. По свидетельству некоторых источников, Нефес покинул лагерь еще до того, как его окружили хивинцы; по рассказу же самого Ходжи Нефеса, он все время был с отрядом и его спрятали, положив на дно одной из подвод, завалив сверху товарами и припасами. В этом убежище он провел три дня, пока продолжались переговоры и обмен подарками.