Из того ли то из города... - [23]

— Это что же — разбойничали?

— Как хочешь назови. Вот они, повольники эти самые, и озоровали. Там ладьи пожгут, там товары отнимут. Иногда, бывало, стычки случались…

— Со смертоубийством?

— По-разному… Так вот, кто-то и припомнил, что молодой этот, он вроде как… В общем, отца его, — атаманов отец положил… Вот и дождался своего часа, вернул должок…

— Так вот ты про какой должок… — протянул молодой разбойник.

— А ты думал?.. Мать у него вслед за отцом ушла, той же весной. А ему, как старшему, такое вот наследство досталось. Око за око.

— Так, может, молодой тот не причем был?

— Может, и так. Только ему лучше знать, атаману-то. Он его поначалу долго разыскивал. Сам в повольники подался, везде, где мог, расспрашивал. Потом вроде как поутих — где ж его найдешь? Пока не приметил как-то в дружине княжеской, в Киеве.

— Да как же он его приметить мог, ежели прежде в глаза не видел?

— Слухом земля полнится. Разговор случайно слышал. Тот, кого он искал, не из последних в дружине был. Князь его отличить решил — послать в один из городов, для догляда. Не всем это по душе пришлось, кое-кто позавидовал. И вот идет атаман, — только он в то время еще не был нашим вожаком, — по улице, навстречу ему — всадник, дружинник. Глянул на него — и как будто в груди что-то шевельнулось. Одного взгляда хватило, чтобы навек запомнить. Подивился, — никогда прежде с ним такого не было. Идет себе дальше, а тут еще два дружинника стоят, смотрят всаднику вслед и о чем-то беседуют. Прислушался невольно и услышал, что тот в дружину из Новгорода пришел. Вроде как родных у него там повольники извели. Понял атаман, отчего у него у груди екнуло. Повернулся — и вослед. Только дружинник как в воду канул. Он обратно — у тех двоих про город узнать, ну, куда того доглядать послали — и тех след простыл. Городов-то немного, да один от другого не за версту стать. Долго искал, пока у вас нашел…

— Телеги-то зачем у людей забрал?..

— Так ежели просто ватагой в город заявиться, приметить могут. А тут одежу сменить — и вроде как на торг. Мало ли кто на торг собрался…

Опять помолчали.

— И давно вы вот так, вместе? — спросил спустя время молодой.

— Давно… Уж и не упомнить, сколько. Мы тогда еще булгар проведать собрались. Город есть такой, там, — Невер махнул рукой, но так, что было понятно, не направление указывает, а вроде как утверждает: «там стоит», — где Кам-река в Волгу впадает, только ниже. Богатый, красивый, гостей множество. Вот и решили: коли множество, так может и на нашу долю чего перепадет. Он к нам по дороге и прибился. Сам напросился. Я, говорит, камнем на ногах не повисну, ежели что, то и подмогнуть смогу. Правду сказал: и камнем не висел, и помогал при случае. Только атаману нашему прежнему почему-то не глянулся. Бывает ведь так: ничего плохого про человека сказать не можешь, а не лежит к нему душа, хоть головою об дверь. Так вот… Долго ли, коротко, как в сказках сказывается, а пришли мы к этому самому Булгару. Ты в Киеве бывал?

— Не пришлось…

— А этот — он, пожалуй, побогаче Киева. Мы, пока пробирались, разузнавали, где что можно. Диковин там, говорят, видимо-невидимо. Дома каменные, и улицы камнем выложены. А по улицам этим птицы гуляют — размером с нашу курицу, а цветом сама — ровно жаба. Хвост же у ней — в две сажени. Как подымет его, как распустит — словно небо после дождя под солнышком — блестит-переливается. И еще лошади у них не как у нас, а горбатые. Я так понимаю — вот ежели взять простую лошадь, да дать ей бревном по хребтине, — вот такие…

Молодой поморщился.

— Ты, Невер, ври, да знай меру. Такое сказанул — за день не обойдешь. То у него лошадь какая-то, бревном побитая, то птица, на жабу похожая. Может, еще и квакает?..

— Люди говаривали — кричит, как наша ворона…

Молодой отвернулся.

— Тьфу!..

Невер не обиделся и продолжал.

— А река там, возле города, — это мы как пришли, увидели, — куда ни глянь, вся в ладьях, так что стен не видно. Стен же и в самом деле нету, — с той стороны, что на реку. А с других — как же без них? Высокие, с башнями, рвом окружены. Еще с реки будто старица отходит, прямо в город. Там тоже лодок полно. Мы поначалу удивились: как же так, что с берега стен нету? Это ж любому врагу в радость. Ан нет, присмотрелись, — видать, правда, не очень, широка больно, река-то, — вал там, укрепленный. Ну и, само собой, войска внутри должно быть, видимо-невидимо. Голыми руками не ухватишь. И еще — внутри города башни высокие торчат, что твои жерди. Белые такие, каменные, наверно. Должно быть, сторожевые, потому как на них вроде дозорные перекрикивались. Тут, вблизи города, понятно, ничего не ухватишь. Потому и решили к слиянию рек вернуться. Там пооглядеться, местечко приискать, засаду устроить. По всему видать, любую лодку хватай — в накладе не останешься. Вернулись, отыскали местечко. Там, вишь, лодки к одному берегу прижимаются, как против течения идут, к пологому. Где вода потише. Оно, конечно, нездорово, потому как глубина поменьше, днище покарябать, а то и вообще пробить, можно. Только нам как раз на руку. Не упомню уж, сколько дней случай подходящий ждали, чтоб не оплошать, а вышло куда как худо. Углядели ладью по себе — народу на ней мало, справимся, ежели сопротивляться надумают. На испуг рассчитывали. Вот приблизилась она, людишки спокойно себя ведут; кто чем занимается. Поравнялась с тем местом, где мы ее поджидали. Тут наш атаман слово заветное молвил — встала ладья, ровно вкопанная. Ветер попутный, хоть и слабый, парус колесом, — а она стоит. Закричали мы дружно, — да что там закричали, заревели, — бревна по три вместе связанные в воду спихнули, шестами толкаемся, топорами, кистенями размахиваем — глянуть со стороны, так самого храброго храбреца оторопь возьмет. А этих, на ладье, не взяла. Не робкого десятка оказались. Откуда только что появилось: одна стрела свистнула, другая… На таком расстоянии да не попасть — это сильно постараться надо. Вот и вышло: назад — негоже, всех постреляют, и вперед — на верную смерть. Замешкались, глянул я — а нас уже и половины не осталось. Не до богатства стало. Бросил я шест, и сам в реку бросился. Поглубже стараюсь, чтобы сверху не приметили, да стрелой не достали. Хорошо, течение помогло, берег пологий, и то, что отплыли недалече. А так бы ко дну пошел — намокло все на мне, тяжко очень стало, и воздуху не хватает. В общем, выбрался как-то посередь кустарника, и в лес, затеряться поскорее. Обернулся, как меж деревьев петлял, а ладья уж и дальше себе подалась. Знать, кончилось житье атаманово, коли слово его силу потеряло.