Из сборника «“Маленький человек” и другие сатиры» - [15]

И он стал подражать дрозду, да так искусно, что я не был уверен, кто ж из них начал первым.

- Птицы и цветы! Какое же это чудо, - продолжал старик, указывая ногой на маленький золотистый цветок. - Даже этот лютик!.. Ну, видели ли вы когда-нибудь такое удивительное творение природы? - Потом, обернувшись ко мне, он добавил: - И все же я как-то слышал, что коровам эти цветы вредны. Неужели это возможно? Сам-то я не сельский житель, хоть и родился в Кингстоне.

- В моих краях коровы охотно едят их, - заметил я. - Да и фермеры говорят, что они любят лютики.

- Я рад слышать это. А то обидно было думать, что такие прелестные цветы приносят вред.

Когда я поднялся, чтобы уйти, он тоже встал.

- Как мило с вашей стороны, что вы заговорили со мной.

- Мне это доставило только удовольствие... Здесь, в парке, я обычно бываю днем. Если вам когда-нибудь захочется поболтать со мной еще, вы можете найти меня здесь.

- Чудесно! - воскликнул старик. - Чудесно!.. Я стараюсь дружить с животными и цветами, но мне не всегда удается понять их.

Тут мы распрощались, и он опять уселся на скамью, положив руки на колени.

Когда я в следующий раз встретил его, он стоял у ограды, держа на руках старую, очень несчастную с виду кошку.

- Терпеть не могу мальчишек, - сказал он, даже не поздоровавшись. Знаете, что они вытворяли с этой бедной старой кошкой? Тащили ее на веревке и хотели утопить. Видите, как глубоко врезалась веревка вот здесь! Мне кажется, мальчишки презирают всех старых и слабых.

Он протянул мне кошку, которая в его маленьких высохших руках казалась почти мертвой. Более несчастного существа мне еще не приходилось видеть.

- Я думаю, - сказал он, - что кошка - одно из самых изумительных созданий в мире. Как глубоко заложена в ней жизнь!

Пока он говорил, кошка приоткрыла пасть, словно протестуя. Вид у нее был самый плачевный.

- Что же вы думаете с ней делать?

- Возьму домой. Ведь тут она может умереть.

- А вы не считаете, что для нее это было бы куда лучше?

- Как знать! Я подумаю. Полагаю, что немножко ласки и тепла пошло бы ей на пользу. Она ведь очень умная: я вижу это по ее глазам.

- Можно мне пройтись с вами немного?

- О, я буду счастлив!

Мы пошли рядом, привлекая к себе насмешливые взгляды чуть ли не всех прохожих: уж очень лицо его напоминало лицо матери, кормящей ребенка!

- Вот увидите, - заверил он меня, - завтра эту кошку нельзя будет узнать. А сейчас мне нужно пробраться к себе так, чтобы моя хозяйка не заметила. Странная она женщина. Я уже подобрал несколько бездомных животных.

- Могу ли я чем-нибудь вам помочь?

- Благодарю вас... Я сейчас позвоню у черного хода, и когда хозяйка пойдет вниз открывать, я проскочу наверх через парадное. Она подумает, что это мальчишки. Они ведь часто так делают.

- Но разве она не убирает ваши комнаты, не прислуживает вам?

От улыбки лицо его еще больше сморщилось.

- У меня всего одна комната, и я сам убираю ее. О, мою хозяйку никак нельзя допускать до этого дела, даже если б это и было мне по карману... Не откажите мне в любезности, пойдемте со мной. Вы могли бы отвлечь ее внимание, спросив, где живет мистер Томсон. Это я. В музыкальном мире я был известен под фамилией Моронелли. Но, по правде сказать, в моих жилах нет итальянской крови.

- А наверх мне можно подняться?

- Это будет большой честью для меня. Но я живу очень скромно.

Мы вышли из парка у Ланкастерских ворот, там, где все дома такие богатые, и углубились в узкую улочку, чем-то похожую на грязного ребенка, который прячется за материнской юбкой. Здесь он вынул из кармана газету и завернул в нее кошку.

- Странная она женщина, моя хозяйка, - повторил старик. - Родом из Шотландии, знаете ли.

Потом он решительно позвонил и стремглав бросился вверх по лестнице.

Но уловка не удалась. Когда он открыл дверь, я увидел в передней невысокую худую женщину, одетую в черное, с суровым, бугристым лицом. Ее голос прозвучал резко и решительно:

- Что это у вас, мистер Томсон?

- Газета, миссис Марч.

- Вот как! Но эту кошку вам все равно не удастся протащить наверх.

И тут в голосе этого маленького тщедушного старичка вдруг зазвучала отчаянная решимость.

- Отойдите, прошу вас. Если вы меня не пустите, я съеду с квартиры. Кошку необходимо отнести наверх. Она больна, и я возьму ее к себе.

Тут вмешался я:

- Скажите, здесь живет мистер Томсон?

В ту же секунду он проскочил мимо нее и кинулся наверх.

- Это он, - ответила хозяйка. - До чего же он мне надоел со своими грязными кошками! Он что, вам нужен?

- Да.

- Он живет на самом верху, - сказала она, а затем неохотно, и как бы извиняясь, добавила: - Ничего не могу поделать, он всегда меня раздражает.

- Это не удивительно.

Она взглянула на меня. Неудержимое желание поболтать, одолевающее тех, кто целыми днями открывает на звонки дверь, и присущая шотландцам страсть оправдываться одновременно отразились на ее лице, которое было похоже на холмистый берег, иссушенный восточным ветром.

- Еще бы! - воскликнула она. - Я не отрицаю, человек он добрый. Но у него нет ни капли здравого смысла. Одному богу ведомо, что творится у него там, наверху. Даже не знаю, зачем я держу его у себя. Такому старику следовало бы быть разумнее. Сам недоедает, а их кормит.