Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 1 - [73]

Володя неплохо сдал экзамены в Университет, если учесть, что 2 года уже работал и не учился ни на каких подготовительных курсах (биология — 5, химия — 4, математика и русский язык — 3), но не прошел по конкурсу и снова уехал работать в заповедник. Большого огорчения от того, что не поступил, не испытал. Страшила его мысль целых 5 лет провести в городе с его шумом и суетой, влекла работа с птицами, скучал по лесной тишине и покою.

Ну что же, пусть работает в заповеднике. Беспокоит только мысль о его очень скромной зарплате, хотя самого его, похоже, это ничуточки не волнует. А разве не я сама учила работать не только за деньги? Разве не я учила искать себе работу по призванию без всяких материальных расчетов? Вот и получай.

Но как же все-таки будет у Володи дальше? Не знаю. Знаю только, что трудолюбие, увлечение своим делом, уважение к людям со стороны сына и уважение людей к нему не принесут дурных всходов и всегда помогут найти свое место в жизни.

Отбыли сыновья, кончилось лето. Снова мы остались одни коротать долгие зимние вечера, снова ждать писем от своих детей, радоваться их успехам, вместе с ними переживать их неудачи, жить их жизнью. Своей у нас, во всяком случаем у меня, уже больше не будет. Сейчас это уже не страшит и не мучит, просто наводит тихую грусть.

1980 год. Многодетная мать

Никогда еще я не встречала Новый год с таким подъемом, как ныне. Это событие в моей жизни самого конца 1979 года оказало на меня такое благодатное воздействие, что вселило новый заряд бодрости и подъема духа.

Что же такого произошло? А вот что.

Как раз накануне Нового года получила от сына Алеши письмо с поздравительной открыткой. Предназначалось оно ко дню моего рождения, но по неизвестной причине пришло на неделю позднее, дней за 5 до начала 1980 года.

Алеша писал:

«Дорогая мама! Поздравляю тебя со знаменательной датой, с шестидесятилетием! Ты прожила нелегкую жизнь, и мы (я) благодарны за то, что мы есть на свете — молодые, здоровые. Все лучшие свои годы ты отдала нам, своим детям — спасибо тебе, мама! Желаю мама, тебе еще многих, многих лет жизни и отличного здоровья! Твой сын Алеша».

Ох, как я была рада признанию того, что вся моя жизнь отдана им, моим детям! И это действительно так. Даже та борьба, которую мне постоянно приходилось вести со злом, с застарелыми нравственными устоями за торжество нашей, коммунистической морали была для них, моих детей. Только она сливалась с борьбой для всех детей во имя лучшего будущего.

Такие добрые слова, какие сказал мне Алеша, обычно дети говорят в адрес своих матерей после их смерти, а они нужны нам живым, очень нужны! Алеша сказал мне их живой. Спасибо тебе, сынок, за них! Это тем более радостно, что сказал их сын, с которым мы не так уж редко спорим по идеологическим вопросам.

«Зачем нам коммунизм? Нам и без него хорошо живется», — утверждает он в спорах со мной. У меня эти слова вызывают бурный протест и осуждение.

И еще радостней я восприняла и другое событие уже самого конца 1979 года.

31-го декабря были доставлены нам свежие газеты, и в «Правде» от 29 декабря под рубрикой «Партийная жизнь» и под общим заголовком «Быть зорким в двойне», напечатанным крупными буквами, что свидетельствовало о важности поднятой темы, вижу свою корреспонденцию под заголовком «По строгому счету». Вижу свою подпись под ней и глазам не верю: неужели опубликовали.

Еще в начале октября в «Правде» я прочитала письмо инженера Л. Казанцева из Бурятии под заголовком «Неужели лучше зажмурится?» В письме тов. Казанцев рассказывал о гонениях не него за прямоту, честность и принципиальность. В конце публикации «Правда» обращалась к читателям с просьбой дать оценку позиции автора в конфликте, поделится мнением о поднятой проблеме отношений коммунистов к недостаткам. Указывалось, что проблема эта приобретает еще большее значение в свете решений Ноябрьского (1979 г.) Пленума ЦК КПСС.

Прочитала я письмо Л. Казанцева и вспомнила о гонениях на меня за тоже самое. Только в моем деле вопрос касался больше морали, идеологической стороны.

Вопрос, поставленный в заголовок письма Казанцева «Неужели лучше зажмуриться?» снова задел мою душу и вызвал протест.

«Зажмуриться? Нет!» — ответила я на него и под таким заголовком решила послать отклик.

В нем, я писала, что пришлось на себе испытать то, что испытывал Л.Казанцев.

«Не стану писать обо всех моих злоключениях, скажу только, что в борьбе мне пришлось дойти до ЦК нашей партии, и только там я нашла понимание и поддержку», — писала я в «Правду». Писала и о том, что очень дорого обходиться такая борьба.

«Мне 59 лет, а я уже, считай, инвалид с вконец растоптанным здоровьем», — писала в своей статье. — Но значит ли это, что надо зажмуриться?» Ни в коем случае! — убеждала я.

Писала о том, что, не смотря ни на что, чувствую большое моральное удовлетворение от того, что была впереди в борьбе за справедливость, что не пряталась за чужие спины. И еще писала, что надо построже спрашивать за гонения в ответ на критику, что критика дорого обходиться не только морально, но порой и материально тому, кто осмеивается решиться на нее, особенно если критика касается руководителя.