Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 1 - [56]

Знакомство с Петром, моим мужем, произошло необычным образом.

Меня выдвинули кандидатом в депутаты Поссовета. Случилось так, что председателем окружной комиссии округа, по которому я баллотировалась, был как раз тот Колотов, который позднее стал моим мужем и отцом моих детей.

Я готовилась к урокам, когда он прошёл за моей биографией. Мама усадила его на кухню и, пока я перекладывала на бумагу свои скудные биографические сведения, завязала с ним разговор о хозяйстве. Тема оказалась такой близкой для них обоих, что беседа быстро приняла оживлённый характер.

— Кто это такой? — спросила меня мама после ухода Петра.

Я рассказала.

— Ох, какой хозяйственный! Вот бы тебе такого жениха, Тася. Я промолчала. Меня ничуть не увлекало хозяйство и не прельщало стать женой «хозяйственного человека». Зато мама питала какую-то особую любовь к домашним животным и часто вспоминала три года жизни в деревне в близких её сердцу заботах по хозяйству.

За два года нашего с ней совместного проживания (папа жил в то время у брата в Челябинске) ей порядком надоело скучное однообразие жизни, и она мечтала с моим замужеством и о новом хозяйстве и, как, наверное, всякая мать взрослой дочери, о внуках. О внуках особенно.

— Анастасия, хоть бы ты малюсенького ребёночка родила, — не раз говаривала она мне.

Я училась на последнем курсе института заочно, много занималась, и мне было не до детей, пусть даже «малюсеньких».

— Вот когда институт закончу, — неизменно отвечала я маме.

«В самом деле, могу ли я стать женой того, кто не отвечает моим идеалам, связать свою жизнь с человеком без любви, без духовного родства с ним?» — задала я себе вопрос после посещения Петра.

Всю ночь напролёт промучилась я, решая этот вопрос. Взвешивала всё, обдумывала со всех сторон.

К утру ответ был готов: «Могу. В угоду зову природы, в угоду ожиданиям своей мамы». В мыслях рисовался простой трудолюбивый, хозяйственный (для мамы) человек, спокойный, непьющий, рассудительный.

«С таким человеком я могу прожить и без любви, пусть будет только доверие между нами и уважение друг к другу. А всё это может быть и в отношениях с простым человеком. Был бы он только хороший человек», — думалось мне.

В июле 1947 года я сдала государственные экзамены. Институт был закончен. Мне было уже 27 лет, и тут во весь голос заговорила прежде еле-еле дававшая себя чувствовать потребность продолжения рода. Насупило время отдать свой долг женщины перед природой и перед обществом.

В один из вечеров конца декабря месяца 1947 года в дверь нашей квартиры раздался осторожный стук. Сердце учащённо забилось: к нам редко кто заходил в такое время суток, и потому сразу зародилось предчувствие чего-то необычного. Оно ещё более усилилось, когда в раскрытую дверь через порог шагнуло двое мужчин: Колотов Пётр и Рылов И. В. — его сотрудник по работе в лесничестве.

Ещё до этого я слышала, что у Петра умерла от родов жена и осталась на руках шестилетняя дочь. Слыл он по посёлку как раз тем человеком, о котором говорят «хороший».

— Не пьёт, жене во всём помогает по хозяйству, — говорили о нём.

Предчувствие не обмануло меня: Пётр действительно пришёл свататься.

Ответ был уже готов в моём сознании, и я согласилась стать его женой.

Так родилась наша семья.

«Пусть нет у него образования» — думала я о своём муже, — не у всех была возможность получить его. Будет у него желание, я помогу ему учиться, и он сможет войти в мой духовный мир».

Ничего этого не получилось в жизни. Только позднее, после многих лет совместного проживания с мужем и наблюдая за родителями своих учеников, я поняла, какую огромную роль в формировании нравственных качеств, мировоззрения человека имеет семья, из которой он вышел.

Взгляды родителей на отношения между людьми, их моральные качества накладывают неизгладимый след на тех, кого они воспитывают.

Поняла я и то, как относительно это понятие «хороший человек» и какую ответственность я взяла на себя, решив связать свою жизнь с человеком, которого совсем не знала и к которому не тянулась душа.

Семья, в которой я воспитывалась, не была дружной. Между мамой и папой не так-то редки были размолвки, но оба они были абсолютно честными, прямыми и открытыми людьми, готовыми всегда вступить в борьбу за справедливость, придти людям на помощь. Только мама жалела всякого несчастного человека и старалась ему помочь, независимо от того, был ли виноват человек сам в своём несчастье или нет. Папа же считал, что не всякий человек достоин сострадания и не каждого человека следует жалеть.

— Бедная эта Анна, — скажет, бывало, мама о женщине, приходившей за подаянием, а папа возражает:

— Кто виноват, что ей приходится сбирать? Сколько раз её устраивали на работу, нигде не работается. Ходит, выпрашивает, а работать не хочет.

Сам он был великий труженик и ненавидел всех, кто пользовался чужим трудом или пытался это делать. Ненавидел он и тех, кто пытался урвать побольше у государства, получить какие-то преимущества для себя. Эту ненависть и честность переняли у него и мы, его дети.

В семье нашей честность царила безраздельно. Я не помню случая, чтобы папа или мама сказали хоть одно слово неправды. С самого раннего детства мы просто не понимали, как это можно солгать и позднее, вплотную столкнувшись с ложью, мы не сразу верили, что человек лжёт, а, убедившись в этом, тяжело переживали.