Из России за смертью - [9]

— Это же колебас! Он сделан из сушеной тыквы. Держи нежно, а то надавишь, и рассыплется от древности.

На светло-сером фоне сосуда были изображены распластанные крокодилы, какие-то рогатые животные и скачущие на лошадях люди.

— Сколько же у тебя интересного, — уважительно оценил майор и осторожно поставил вазу на место.

— Раньше в Анголе были замечательные музейные редкости. Потом их стащили в крепость. Сейчас там музей ФАПЛА. Знаешь?

— Нет. Мне в Луанде было не до музеев.

— И не ходи. Оттуда уже все растащили...

— Кто?

— Иностранные друзья новой власти. Всю историю на сувениры извели, — вдруг посерьезнев, с вызовом сказала Ана.

Найденов боялся смотреть в ее сторону. И не потому, что был замешан в вывозе ценностей, а уж слишком его волновала едва прикрытая нагота девушки.

— Ладно, не будем об этом, а то еще обидишься. Садись, сейчас сделаю кофе.

Стоило Ане пройти мимо него и присесть возле магнитофона, как Найденов впился в нее взглядом, оценивая грациозность и легкость каждого ее движения.

Послышались тяжелые грудные звуки народной мелодии. Ана резко поднялась, полы рубашки кокетливо порхнули перед восхищенным взглядом майора.

Независимой стремительной походкой девушка направилась в кухню. Оказалось, что сзади белый треугольник был также мал, отчего ее тонкие с едва намеченными икрами ноги начинали свою восхитительную длину прямо от острых лопаток, четко обозначенных на спине.

Найденов почувствовал легкую дрожь и поспешно сел на тахту. «Что же дальше? Неужели она готова? Так сразу? И во сне такие радости не снились».

Он закинул ногу на ногу, чтобы хоть как-то обуздать зреющее желание.

Если разобраться, на телестудии его больше поразило то, что перед ним незнакомая юная белая женщина, а совсем не ее лицо и тем более фигура.

Через какое-то время тщательно пережевывая холодную курицу, он даже отметил несколько великоватый для небольшого лица нос и слишком выдающийся заостренный подбородок. К тому же Ана казалась не столь стройной, скорее худой и угловатой, хотя тогда на ней были широкие белые шорты и желтая рубашка с множеством карманов. Но почему же сейчас он не может оторвать от нее глаз и готов биться об заклад, что перед ним потрясающая красавица? В Уамбо полно негритянок с удивительно пропорциональными, пластичными и сексуально подчеркнутыми фигурами, но они ни разу не рождали в его душе подобного озноба.

Вообще Найденов довольно спокойно относился как к присутствию женщин, так и к их отсутствию. Монотонность семейных отношений и эгоизм Тамары в постели притупили в нем сексуальные желания из-за постоянного предчувствия тяжелой и неблагодарной работы. И вдруг он почувствовал впервые, что задыхается от желания.

РУБЦОВ

Усилием воли Найденов прервал воспоминания и с надеждой взглянул на все также неподвижно золотящийся океан. Раньше, когда он слышал выражение «океан любви», то относил это к какой-нибудь поэзии. Теперь же понял, что любовь и впрямь измеряется океанами, и что толку ему, простому смертному, упавшему с борта стального крейсера в океанскую пучину, пытаться спастись вплавь. Лучше уйти с этой площадки!

Но оказалось, что майор на площадке не одинок. Рядом стоял и молчаливо всматривался в подернутую маревом даль крепкий суровый мужчина в мятой хэбэшной робе. Своей угрюмой значительностью он явно не вписывался в видения, посетившие Найденова. Но никакого удивления по поводу столь неожиданного и бесшумного появления не возникло. Просто Найденов решил уйти, чтобы не мешать человеку, пребывающему в глубокой задумчивости.

В этот момент Рубцов тихо, отчетливо произнес: «Выпить нужно».

Найденов не понял. Посмотрел с опаской на океан. Заметив его замешательство, подполковник, не отрывая взгляда от золотистой глади, уточнил:

— Нет, столько не выпью. Пару пузырей, больше не беру. Да и то с тоником. Ты, майор, откуда здесь взялся?

— Из Уамбо. К Панову вызвали, — вяло ответил Найденов, вспомнив, что в любой момент его судьба может быть перечеркнута.

— К Панову? — оживился незнакомец, — Известно, зачем?

— Не сообщили.

— Тогда все в порядке. Кто по специальности? Связист?

— Так точно.

— Значит, в мою группу. Это меняет дело. У тебя баксы есть?

Найденов смотрел на повеселевшего неизвестно от какой радости мужика и не понимал, о чем тот ведет речь. Какая группа? Какие баксы? Его за аморалку в Москву...

— Нет. Кажется, я тут по другому вопросу. По личному. Рубцов хмыкнул:

— К Панову по личному не вызывают. Слишком ты для него букашка. К Проценко могут, он по политчасти у генерала Двинского. К тому на клизму запросто отправят. Знаю. Он любит личные дела. А к Панову и не надейся, не вызовут.

— А меня вот вызвали, — Найденова начинала раздражать дурацкая воинская примитивность, свойственная некоторым офицерам, думающим, что в армии все делается по уставу и по их глупости. Пойди, объясни такому, что есть особые отношения, когда и не каждый генерал посмеет приказать майору.

— Какой-то ты перепуганный. Вы там, в училище, что на гражданке — совсем от армии отвыкаете. Какая у тебя фамилия?

Найденов пожалел, что не ушел с площадки раньше, чем этот питекантроп.

— Майор Найденов.