Из родной старины - [12]

Каких-каких цветов не было в садах царских! Всеми отливами, всеми цветами щеголяли они, улыбались солнцу красному, словно шептались тихонько друг с другом. Были тут пионы махроватые и семенные, коруны, тюльпаны, и лилеи белые и желтые, нарчица белая, розаны алые, цветы-венцы, мымриц, орлик, гвоздика душистая и репейчатая, филорожи, касатис, калуфер, девичья красота, рута, фиалки лазоревые и желтые, пижма, иссоп и разные другие. Как всегда в летнее время, висели в верховых садах золоченые да серебряные клетки, а в тех клетках заливались звонким пением канарейки, рокетки, соловьи да перепелки; кое-где отливала на солнце ярким оперением заморская птица-говорунья — попугай.

В новом верхнем саду, близ резного деревянного чердака-беседки, расписанного узорами пестрыми, работали ранним утром два садовника царские — Смирнов да Дементьев. Сад был пышно изукрашен: изготовили для него царские столяры да плотники, по тогдашним росписям дворцовым, 15 решеток резных, 10 дверей больших двустворчатых, 100 столбов круглых и много других прикрас: завитков да маковиц, на славу расписанных.

Дорофейко Дементьев возился около кустов шиповника — но тогдашнему «сереборинника» — красного да белого; где подстригал его умелый садовник, где обирал цветики вялые, что уже осыпаться хотели. Собирал он те цветики в особую плетенку, чтобы потом отнести их стряпчему приказа аптекарского. Все садовники царские были под началом у боярина князя Василия Одоевского, что аптекарский приказ ведал. В приказе же всякий цвет, всякий корень из садов царских шел на потребу: изготовляли из них лекарства «дохтура» иноземные…

Неподалеку Давыдко Смирнов хлопотал над кустами смородины красной, чтобы не заслоняли их другие ягодники от ярких лучей солнца красного, чтобы налилась скорее алая смородина, дозрела бы для стола царского.

Работали оба садовника, а сами порою друг на друга тревожно посматривали; то и дело кто-нибудь из них с земли поднимался и поглядывал в ту сторону, где была лестница в хоромы государевы. Наконец, глубоко вздохнул Дорофей Дементьев и молвил Смирнову:

— Ладно ли, Давыдушко, что мы с турчанином повздорили? Ладно ли, что подали царю челобитную?

Усмехнулся Давыдко, кудрями встряхнул и ответил, улыбаючись:

— Небось, одолеем мы турчанина поганого! Не будет он нам поперек дороги стоять, государеву милость отбивать… Мы же царю в челобитной прописали, что он, Степан Мушаков, своего дела не знает и что в садовниках царских ему не место быть. Исполать Афоньке подьячему: даром что стар, а настрочил челобитную знатно!

Вынул тут Давыдко Смирнов из-за пазухи челобитную черновую, отыскал, что надо, и стал читать, каждое слово смакуючи:

— А он, Степан Турчанин, опричь тех арбузов и анису ничего не знает и оных разных и трав не знает. А он, Степан, тут же к нашей работе пристает, а взят он в твой государев сад только в прошлом году. Милосердый государь пожалуй нас, холопей своих, — вели государь нам быть у своей старой работишки, у твоего государева садового строения, кои мы сады разводили в твоем новом Красном каменном саду и на Денежном Старом Дворе, а с ним, Степаном, не вели нам быть, и вели государь ему, Степану, разводить вновь, что он знает.

Слушал Дорофей товарища и тоже усмехался радостно: мнилось ему, что после такого челобитья хитросплетенного пропадет совсем ворог их — турчанин-садовник…

— И вправду, знатно расписано. За турчанина тут вступиться некому: всем-то он чужой, нет у него ни сродников, ни друзей-приятелей. Наша возьмет, Давыдушко!

— Будем мы тогда, — молвил весело Смирнов, — всем руководить и в верхних, и в нижних садах царских; будет нам от царя великая милость.

Обернулся тут Дементьев и увидел, что поднимается по лестнице в сад тот самый ворог их — турчанин Степан Мушаков. Шел иноземец смело, прямо глядели на изветчиков его черные очи блестящие; лицо смуглое, южным зноем опаленное, было покойно. Видно, не ведал еще турчанин, что готовится ему; видно, не знал, какие ковы под него вороги подвели. Молча вошел он в сад царский, приблизился к грядам цветочным и стал их оглядывать.

— Шел бы ты прочь, — грубо вымолвил ему Давыдко Смирнов. — Тут тебе делать нечего. Тебе только арбузы садить, а цветы редкие да травы лекарственные, чай, тебе неведомы…

За товарищем подал свой голос и Дорофей Дементьев:

— Взаправду, иди-ка от нас, турчанин. Мы с малых лет к садоводству приобыкли, каждую травку, каждый цветик знаем. За то нас и царь-государь награждает. А тебе, турчанин, работать в огородах в замоскворецких!

Садовник иноземный словно бы их речей не слышал; молча занимался он делом своим. Когда же еще ближе подступили к нему Давыдко с Дорофейкой, отмахнулся он от них рукою и молвил гортанным голосом, чисто русскую речь выговариваючи:

— Оставьте меня, не творите помехи в деле моем. А пришел я сюда по указу царя государя да по приказу боярина князя Одоевского. Велено мне здесь ждать прихода государева.

Оставили его садовники, отошли и стали меж собою пересмеиваться.

— Экой турчанин несмысленный! Ждет его немилость государева, а он и глазом не моргнет…

— Вот знатно будет, когда учнет его государь на наших глазах началить!