Из Рима в Иерусалим. Сочинения графа Николая Адлерберга - [16]

Обедал я в этот день на европейский лад, в пятом часу, у нашего консула, г. Ф…, который живет со всеми удобствами европейца и встречает своих соотечественников со свойственной ему любезностью и гостеприимством. Он сообщил нам сведения не совсем утешительные – о чуме в Сирии и о распространении злокачественных лихорадок в Египте. Но уже нам было не до чумы: главный вопрос состоял в том, как бы поскорее попасть в зачумленную сторону.

Возвращаясь после обеда домой, я встретил двух лезгин в знакомой мне одежде кавказских горских народов; они возвращались из Мекки в свою деревню Чоглы, близ Цудахара, в нагорном Дагестане, где я, за нисколько месяцев пред тем, имел случай сражаться с их дикими товарищами в рядах нашего храброго войска под командой отважного молодого героя Пассека, который предприимчивыми и доблестными подвигами своими оставил по себе завидную славу храброго генерала, а в памяти хищников – грозное для них имя и немало тяжких воспоминаний.

Я уважал Пассека как храброго воина и любил его как благородного человека. Мы сошлись с ним еще в 1841 г., когда я в первый раз был на Кавказе; тогда он был еще в низших чинах. В 1844 г. я нашел его уже генералом, украшенным знаками доблести и отваги; эти знаки заслужил он своей кровью. Он командовал авангардом отряда генерала Лидерса (героя Трансильвании в 1849 г.), посланного для усмирения Акушинского и Цудахаринского обществ, и преследовал бегущего под предводительством самого Шамиля неприятеля до Кородахского моста на Сунже, который хищники успели разрушить за собой, укрепясь в каменьях на скате горы на противоположном берегу. Устроив за незыблемыми преградами батареи, они упорно препятствовали нам исправить мост и далее продолжать преследование. Два дня враждующие стороны перестреливались ядрами по приказанию генерала Лидерса; Пассек ночью с двумя ротами пехоты спустился к самому берегу Сунжи, на подошву отвесной громадной скалы, на вершине которой под неприятельским огнем стоял наш отряд. Молча и ощупью, несмотря на чуткость горцев, мы в одну ночь, пользуясь темнотой и журчанием кипящего быстрого потока, выстроили, так сказать под носом у неприятеля, ретраншамент из тур и фашин, которые были сплетены заранее и перенесены нами на берег. С первым солнечным лучом мулла пронзительным голосом призывал товарищей своих к утренней молитве; все вскочили – и каково было их удивление, когда они увидели выстроенное в несколько часов, как бы мановением волшебного жезла, укрепление. Прежде чем они опомнились, две храбрые роты наши, молча залегшие среди ретраншамента, открыли мгновенно смертоносный огонь по неприятелю; завязалась обоюдная жаркая перестрелка, которая, впрочем, скоро утихла, ибо горцы, спрятавшись в густом каменнике, не терпели уже вреда от наших пуль, а гарнизон ретраншамента безвредно укрывался за своим валом от выстрелов неприятеля. Не менее того, положение наше было не из удобнейших: люди лежали, и никто не мог поднять головы, если не хотел наверное ее лишиться; небольшое количество провианта, который возможно им было принести с собой, и особенно недостаток воды – сделались весьма ощутительны.

Ночью приказано было вывести эти две роты, согласно предположению – не терять долее времени в бесполезном преследовании неприятеля. Пассек вывел людей также ловко и отважно, как повел к постройке ретраншамента, но в этот раз горцы были внимательнее, и хотя в темноте не могли прицеливаться, однако ж сопровождали нас жаркой пальбой.

На другой день русский отряд оставил занятую им позицию, и авангард сделался арьергардом колонны. Пассек прикрывал движение главной колонны, которая тронулась на рассвете и потянулась вдоль глубокого ущелья к д. Салты. С рассветом хищники, заметив наше движение, начали по одиночке бросаться вплавь через Сунжу, и сначала одинокими всадниками, потом партиями, более и более увеличивавшимися, нагие, с кинжалами в зубах и обнаженными шашками, с остервенением преследовали тыл нашего арьергарда. Русские дрались, как всегда и везде – лихой Пассек, везде первый, с рыцарским хладнокровием подавал блестящий пример самоотвержения. С такими данными, натурально, это трудное движение в лощине, обставленной лесистыми горами, из которых град пуль сыпался на наше войско, совершено было как нельзя удачнее – быстро, отчетливо и отважно. Около второго часа сменили нас с бою войска под командой князя Аргутинского-Долгорукого. На другой день мы проходили через Цудахар, вблизи аула Чоглы, родины двух лезгин, с которыми встреча в Александрии дала мне случай приплесть к этим листкам эпизод из кавказских войн, чтобы хотя слабой, но заслуженной похвалой почтить память убитого на поле брани доблестного воина и благородного человека.

Над консульским домом устроен небольшой мезонин с балконом и развевается наш русский флаг. Вид с этого балкона весьма оригинален: картина, представляющаяся непривычному взгляду новоприезжего путешественника, во всех своих подробностях отлична от того, что мы видим в Европе. Пальмовые сады, земляные пещеры египетского простонародья, дома странной архитектуры, вдали с одной стороны песчаная пустыня, с другой – ярко голубое море; по улицам шумные толпы народа в национальной одежде; войско в белых холщевых мундирах с малиновыми колпаками, огромные верблюды и маленькие ослы, служащие вместо экипажей и извозчиков – все это поражает новостью того, кто еще недавно оставил быт европейский, к которому привык со дня своего рождения.