Из писем к ближним - [57]

С глубокой благодарностью прочел я о поправке князя Д. П. Голицына-Муравлина, внесенной им от имени 33 членов Гос. Совета и принятой этою законодательной палатой. Названной поправкой воспрещена продажа крепких напитков в буфетах правительственных учреждений и присутственных мест, общественных садов и гуляний, театров, концертов, катков, выставок и т.п. Облагорожению русского общества этим положено прочное начало. Горжусь тем, что инициатива этого превосходного закона (ст. 23) принадлежит в лице князя Голицына-Муравлина русскому литератору, правда, давно уже посвятившему выдающийся талант свой борьбе с одичанием русского культурного общества. Из речи князя в Г. Совете, основанной на статистике пьянства, вы узнаете, что "в России за 18 лет замерзло 22150 человек" (чаще всего замерзают зимою пьяные), а "умерло от алкоголизма за это время 84217 человек". Следовательно, не будет преувеличением счесть, что за 18 лет Россия благодаря "фортам пьянства" теряет около 400 тысяч жизней, т.е. по крайней мере вчетверо больше, чем за тот же период Россия теряет (в средних числах) от войн. А пропито было за тот же период народного достояния много больше 10 миллиардов, которых хватило бы на полдюжины больших войн. Прибавьте к этой статистике неизмеримо более огромное количество людей, не совсем замерзших от пьянства, а только отморозивших себе конечности, не совсем опившихся водкой, а только расстроивших себе здоровье до непоправимости. Прибавьте к пропитому богатству бесчисленные миллионы потерянных рабочих дней, а с ними богатство, которое могло бы быть заработано. Прибавьте не поддающиеся исчислению случаи в пьяном виде насилий, оскорблений, драк, увечий, преступлений и проступков, порчи домашнего и общественного имущества и т.п. и т.п.

О, эти величественные алкогольные форты! О, эта пьяная Кастилия, в которую постепенно превращается когда-то осененная храмами православная "Святая Русь"! Когда вспомнишь, что целое десятилетие - и именно то, в которое японцы готовились к войне, - мы потратили на отстройку гигантских монопольных фортов, - сердце сожмется и невольно почувствуешь, что есть гнев Господен и что воистину "Бог поругаем не бывает". Что же в самом деле православной Империи хвалиться своим благочестием, служить молебны и так далее, - если на деле, - не в теории, а на практике, - мы всю страну покрыли каменною сетью совсем не христианских учреждений, совсем не нравственных, совсем не культурных, а противных всякой религии, нравственности и культуре! Мы, образованное общество, давно видим это, давно стонем и вопием, - и наконец-то многие благородные деятели из правящего класса почувствовали всю пучину пьяного зла. На мое замечание в разговоре с одним государственным человеком, что пора же серьезно взяться за народное отрезвление, он грустно сказал: "Не поздно ли?"

Плохо мы готовились к страшному суду истории- и потерпели заслуженную кару. Но неужели подобная же подготовка пойдет и далее? Неужели очагами нашей цивилизации останутся величественные форты питейного ведомства? Неужели около них должна завиться та национальная культура, которая когда то завивалась около алтарей и феодальных тронов? Неужели от погашения духа народного и отравления тел явится спасение России?

ИСТИННО КУЛЬТУРНОЕ ВЕДОМСТВО

30 января 1914 г.

Могучее русское царство в глазах европейцев - целый мир по пространству и населению, мир неустроенный и исторически расстроенный, а потому отличающийся всеми качествами отсталых стран. Обилие натуральных богатств при экономической беспомощности населения и беспечности культурного класса притягивает иностранцев в Россию так же неудержимо, как когда то тянули Америка, Африка, Индия, Китай. Предпринимательская энергия и капитал ищут работы по всему свету, и для немцев, ближайших наших соседей, Россия, естественно, наиболее интересна как колония. В нынешнем году немецкие колонисты нашего юга хотят праздновать 150 летний юбилеи немецкой колонизации у нас. Вопрос этот в его целом составляет настоящую драму отношений между Германией и Россией Сто пятьдесят лет назад и позже Германия была раздробленною и слабою страною, очень бедною. Сельскохозяйственная культура ее и промышленность все еще не могли оправиться от разгрома их в Тридцатилетнюю войну. Немцам часто нечего было есть на родине. Они охотно искали себе отечества и за океаном, и в соседней варварской стране, где им оказывался со времен Петра Великого и Бирона всевозможный почет. Немецкая эмиграция в Россию, поощряемая русским правительством, шла довольно широко, но без политических целей. Екатерина, Павел и в особенности Александр I считались благодетелями Германии; они и были таковыми, пожалуй, даже в большей степени, чем современные им Габсбурги и Гогенцоллерны, малоспособные защищать свои государства от французов. До чего невысоко стояло немецкое могущество еще в 1846 году, показывает характерная фраза Гоголя в его "Напутствии" ("Выбранные места из переписки с друзьями"): "Не велика слава для Русского сразиться с миролюбивым Немцем, когда знаешь наперед, что он побежит; нет, с Черкесом, которого все дрожит, считая непобедимым, с Черкесом схватиться и победить его - вот слава, которою можно похвалиться!"