Из песка и пепла - [22]

– Как? – только и спросил Анджело.

– Став священником. Как ты всегда и собирался. А если наступят худшие времена, ты используешь свои связи, чтобы нас спрятать. Мне нужно, чтобы ты спас нашу семью, Анджело.

* * *

Ева проворочалась всю ночь – сперва в радостном возбуждении, вновь и вновь прокручивая в голове недавние поцелуи, а затем в жестоком отчаянии, когда воспоминания сменились мыслями о будущем. Последний год наглядно доказал ей, что счастливых финалов не бывает – лишь счастливые интерлюдии, которые в итоге делают все еще хуже.

Задремала она только на рассвете, так что проснулась к полудню. Неспешно приняла ванну, высушила и завила волосы, накрасила ногти на ногах красным и наконец спустилась по лестнице в три часа дня, уверенная, что домочадцам будет достаточно один раз взглянуть на ее лицо, чтобы прочесть все отпечатанные на нем чувства. Встреча с Анджело откровенно ее страшила: Еве тоже было бы достаточно одного взгляда, чтобы понять, испытывает ли он то же самое. Возможно, разумней не смотреть на него вообще.

Фабия была на кухне – обваливала в муке и жарила сардины. Сантино прилаживал к шляпе иглы дикобраза, найденные вчера Анджело, а остальные сидели на веранде, потягивая лимонад с примесью чего-то явно более крепкого и наслаждаясь легкой прохладой, которую оставила в подарок вчерашняя гроза.

Все они приветствовали Еву с обычной сердечностью, ни словом не обмолвившись о ее позднем пробуждении или пропущенном ужине. Анджело нигде не было видно. Ева вздохнула чуть свободнее и подсела к отцу на большие садовые качели, прикрыв глаза на тот случай, если Анджело внезапно решит к ним присоединиться.

Однако вместо него на дорожке появились управляющий пляжным домиком и его супруга. В самом их визите не было ничего необычного: пожилая пара всегда была безупречно вежлива и доброжелательна и то и дело заглядывала проведать своих гостей. По слухам, несколько домиков они ежегодно приберегали для одной из богатейших в Италии семей, хотя Ева вечно забывала, для какой именно. Неудивительно, что все собравшиеся на веранде встретили их с привычной теплотой, которая почти немедленно сменилась чем-то холодным и липким.

Управляющий и его жена сразу направились к Камилло и остановились перед ним бок о бок, словно им требовалась моральная поддержка для аморального дела.

– Мне искренне жаль, синьор, – начал старик. – Я знаю, что вы приезжали сюда долгие годы, и мы всегда были рады вас принимать. Но теперь люди жалуются. Здесь многие вас знают и знают, что вы евреи. А по новым законам… Сами понимаете.

Несколько мгновений Камилло молчал, будто не мог поверить своим ушам, после чего медленно поднялся с качелей. Такую обиду нужно было встречать стоя.

– Мы, разумеется, вернем вам деньги, – поспешно добавила старуха и протянула ему конверт.

Камилло забрал его, вскрыл и молча посмотрел на лиры. Ева отчетливо видела его унижение, и ее лицо тоже вспыхнуло от ярости. Поднявшись, она остановилась рядом с отцом и взяла его за руку. Он на секунду напрягся, а затем сжал ее пальцы.

– Вот как, – наконец сказал Камилло спокойно. – И когда именно нам следует уехать?

– Чем раньше, тем лучше. Нам бы не хотелось лишних проблем с постояльцами или карабинерами. – И управляющий пожал плечами, словно смиряясь с неизбежными обстоятельствами. – Ничего не поделаешь.

– Тогда мы уедем завтра утром, – сухо сказал Камилло.

Старуха посмотрела на мужа. Тот посмотрел на Камилло.

– Вам лучше уехать сегодня, синьор.

На веранде воцарилась тишина настолько раскаленная, будто в лица им дышала открытая топка.

– До Флоренции день пути, а среди нас пожилые люди, – ответил Камилло мягко, но непреклонно. – Мы как раз собирались обедать, а потом еще нужно будет собрать вещи. Мы уедем завтра утром.

Старуха подалась вперед и выхватила конверт у него из рук.

– Тогда это мы удержим, чтобы покрыть убытки, – процедила она. – И пеняйте на себя, если сюда заявятся карабинеры и выволокут вас за шиворот. Уж они-то будут не так вежливы, как мы.

На лицах управляющего и Камилло проступило одинаково шокированное выражение. Женщина перешла к враждебности без малейшего повода.

– Думаю, вы вполне можете съехать завтра, – подытожил старик и направился прочь, комкая в руках шляпу. – Идем, Твида.

Жена последовала за ним, так и не вернув конверт.

Стоило Анджело появиться и выслушать новости от рыдающей бабушки, как он помчался к дому управляющего, причем с такой яростью, что дверь, которой он хлопнул на прощание, едва не слетела с петель. Через полчаса он вернулся в потрясении и с таким лицом, будто его подташнивало. Остальные не решились спрашивать, как прошла беседа.

Анджело молчал все время, пока они ужинали жареными сардинами Фабии, зеленым салатом и томатами. Судя по застывшим лицам и измученным глазам присутствующих, никто не верил, что их мытарства ограничатся последней трапезой, ожидая за Тайной вечерей и все последующие страсти. Правда, Ева сомневалась, что кто-нибудь оценит ее католическое остроумие, так что оставила его при себе.

Затем они в смущенном ступоре упаковали вещи и отправились спать непривычно рано; обсуждать прерванный отпуск никому не хотелось. На следующее утро они оставили дом таким же чистым и опрятным, каким и получили, и забрались в арендованные автомобили, которые должны были отвезти их вместе с багажом на вокзал.