Из первых уст… - [31]

Г. Юнгвальд-Хилькевич

Однажды меня спросили: «Ваша актерская способность мгновенно погружаться в нужное режиссеру состояние – это исключительно актерская техника или нечто большее?» Полагаю, что чистой техники в нашей профессии просто не бывает! В работе максимально расходуешь свои силы, душу, выкладываешься полностью. Актеры не механические роботы. Каждую сцену, все абсолютно в себе переживаешь, плюс осознаешь, что это необходимо сделать. Я могу по просьбе режиссера засмеяться, а через минуту заплакать. Кто-то называет это насилием над человеческой природой, но когда актер выходит на вершину в своей профессии, то даже это насилие он оправдывает творческой необходимостью, словно говоря себе: «Все это я делаю для моей работы». Это, безусловно, трудно, поскольку я же все равно на сцене или перед кинокамерой плачу настоящими слезами. Что я в этот момент думаю? Не могу определить точно. Я не вспоминаю какие-то конкретные жуткие вещи, происходящие с моими близкими. Но я вызываю в себе это состояние печали, грусти, отчаяния. Эти не очень приятные, прямо скажем, состояния…

На съемках к/ф «Благочестивая Марта», 1980 г.

Для меня умение выходить на эмоциональные пики, вызывать эмоциональное состояние, в которое верит зритель, достигается не усилием воли и огромным напряжением, нет. Для меня это моменты раскрепощения, а не напряжения, поскольку напряжение – это какой-то физический зажим. Кстати, этот момент пика нас, актеров, нередко обманывает. Например, актер думает: «Сегодня я был гениален». А в действительности он сыграл плохо: слишком напрягался, был несвободен, не всегда тонко чувствовал состояние партнера, наслаждался только собственной игрой – я перечисляю те отрицательные моменты, которые в данной ситуации могут произойти. У меня этот момент пика чаще приходит неосознанно. Это момент большого раскрепощения, который я не могу четко осознать. Я испытываю истинное наслаждение от работы, когда чувствую, что перекрыла чисто актерскую технику. Тогда понимаю, ради чего я выбрала эту профессию. Если не поднимешься на какой-то определенный уровень, если не достигнешь хоть раз такого творческого пика, то иногда потом вообще творить не можешь. Люди, осмеливающиеся заниматься творчеством, достигли уже определенного уровня, испытали это особое эмоциональное состояние на себе. Пока ты только исполнитель, а не творец, на эти творческие пики выйти трудно. Но если вышел, то чувствуешь особый пульс жизни. Вообще, не известно, где реальнее жизнь такого странного существа, как актер: на сцене или в так называемой его личной жизни, в быту, когда он просто ходит по улицам. Для меня суть актерской профессии – это необыкновенный процесс, при котором ты из собственного существа творишь, создаешь характер, образ. Из всего: своего тела, организма, из здоровья своего, из состояния души, из собственных мыслей, сиюминутных эмоций – из всего этого ты «сотворяешь» то, что тебе нужно для той или иной роли.

Чего стоит актеру такая работа «на износ»? На сцене отдаешь все свои эмоции, всю свою душу и после спектакля выходишь, кажется, весь «выпотрошенный». Но чем больше творчески даришь себя, тем больше получаешь отдачи, ощущаешь некое наполнение. Посмотрите, как некоторые великие актеры долго живут: вот он на спектакле, кажется, душу выворачивает наизнанку, возникает чувство, что он от этой волны эмоций может умереть прямо на сцене. А он не умер, после спектакля этот же актер веселится, ест бутерброд и так далее. Актер по реакции публики понимает, что он замечательно сыграл. Это и дает ему силы, энергию. Вот за счет чего мы набираем этих эмоций, чтобы выйти на эти высшие пики. А вот чего близким нашим стоит наша работа «на износ» – это уже совсем другой вопрос.

8. «Д’Артаньян и три мушкетера». Моя «Милэди»

В 1978 году я снялась в фильме «Д’Артаньян и три мушкетера». Образ Миледи, которую я в этом фильме сыграла, занимает особое место в моей творческой судьбе.

Вот с чего все началось… Помню, во двор нашего театра въехала машина, такой маленький «уазик», и остановилась перед служебным входом. Меня вызвали с репетиции, говорят: «Тебя там ждут». Вышла я, но автобус увидела не сразу. И слава Богу! Оказывается, изнутри меня внимательно разглядывали. Одета я тогда была в черные брюки и сапоги. На мне была черная зайцевская блузка в белые полосы. Что-то вроде основного костюма Миледи. Оглядываюсь, ищу, пытаюсь понять, кто же пришел. Наконец из автобуса выходит Юра (Юнгвальд-Хилькевич вообще-то Георгий, но все его знакомые его зовут Юрой) и говорит: «Рита, выручай». Он и рассказал мне, что снимается фильм «Д’Артаньян и три мушкетера».

Терехова – великая актриса с ярко выраженной человеческой индивидуальностью. Говорили мне, что у нее, мол, тяжелый характер, что так с ней сложно. Но одно дело – просто дружить, а другое – общаться в сумасшедшем доме, когда за 20 дней я должен был снять серию мушкетеров. Д’Артаньян со всеми своими друзьями совершенно был не нужен советской власти, поэтому картина снималась по остаточному принципу. Но мы все понимали друг друга, было желание работать, горение!