Из ниоткуда в ничто - [4]

* * *

Сидевшая под деревом Розалинда вскочила и стала взбираться на железнодорожную насыпь. Она благодарила богов за то, что вырвалась из жизни такого городка, как Уиллоу-Спрингс, и что случай помог ей поселиться в большом городе. «Чикаго далеко не красив. Говорят, что это просто огромная, шумная, грязная деревня, и возможно, что это так и есть, но там бьется какая-то жизнь!» — думала она. Розалинда сознавала, что в Чикаго, во всяком случае, за последние два-три года ее пребывания там, она немного узнала жизнь. Прежде всего, она читала книги, такие книги, какие не попадали в Уиллоу-Спрингс, книги, о которых в Уиллоу-Спрингсе даже не имели понятия; она посещала симфонические концерты, начала немного понимать, чего можно достигнуть с помощью линий и красок, слышала разговоры об этом умных, сведущих людей. В Чикаго среди миллионов извивающихся, корчащихся человеческих существ звучали голоса. Иногда ей случалось видеть людей или хотя бы слышать о существовании людей, которые, подобно прекрасному старцу, уходившему вдаль по мраморным ступеням в ночном видении ее девичьих лет, сохранили в себе живым что-то драгоценное.

И было еще что-то, самое важное. В течение последних двух лет она проводила часы, целые дни в обществе человека, с которым могла разговаривать. Эти разговоры пробудили ее. Она сознавала, что они сделали ее женщиной, вполне зрелой личностью.

«Я знаю, каковы люди здесь, в Уиллоу-Спрингсе, и какой я была бы, если бы осталась здесь», — думала Розалинда, испытывая при этом облегчение, почти счастье. Она приехала домой в критическую пору своей жизни, надеясь, что ей удастся поговорить с матерью или же, если разговор окажется невозможным, просто побыть возле нее, ощутить близость другой женщины. «В каждой из нас, — думала она, — глубоко внутри что-то похоронено. Но когда прозвучит призыв, это может выйти наружу и стать достоянием других женщин». Теперь она сознавала, что ее надежда, мечта, желание, которые она лелеяла, были тщетны. За то время, что она сидела в двух милях от родного города среди маисовых полей, в напоминавшей большую плоскую чашу впадине, где воздух был недвижен, и смотрела на жуков, готовившихся народить новое поколение жуков, а сама между тем размышляла о городке и его обитателях, в ней созрело решение. Ее приезд в Уиллоу-Спрингс, в конце концов, что-то дал ей.

В фигуре Розалинды сохранилось еще много юной гибкости и грации. У нее были крепкие ноги и широкие плечи. Она шла ритмичным шагом вдоль железнодорожного пути на запад, к городу. Солнце стало быстро клониться к горизонту. Идя мимо большого поля, она поверх стеблей маиса видела, как в отдалении кто-то ехал в автомобиле по пыльной дороге. Колеса машины взметали пыль, которую пронизывали лучи солнца. Плывущее облачко пыли превращалось в золотой дождь, опускавшийся на поля. «Пусть женщина жаждет того, что есть лучшего и самого честного в другой женщине, хотя бы даже в родной матери, ей вряд ли удастся это обрести, — мрачно думала она. — Есть вопросы, которые каждая женщина должна решить для себя сама, есть путь, по которому она должна идти одна. Может быть, он ведет лишь к чему-нибудь еще более безобразному и страшному, но если она не хочет, чтобы смерть настигла ее и поселилась в ней, когда тело еще живет, она должна вступить на этот путь».

Розалинда прошла с милю вдоль железнодорожного пути и вдруг остановилась. Пока она сидела под деревом у русла реки, на восток прошел товарный поезд, и теперь рядом с рельсами в траве лежало тело какого-то человека. Оно лежало неподвижно, лицо было спрятано в высокой, поблекшей от зноя траве. Розалинда сразу же решила, что человек сбит поездом и мертв. Тело было отброшено сюда, в сторону. Все мысли вылетели у нее из головы, она повернулась и стала крадучись удаляться, бесшумно шагая по шпалам. Но вскоре опять остановилась. Может быть, человек в траве не мертв, а только ранен, тяжко ранен. Не дело оставлять его здесь. Она представила себе, что он искалечен, но все еще борется за жизнь, а она пытается ему помочь. Розалинда нерешительно пошла по шпалам назад. Ноги мужчины не были сведены судорогой, и рядом с ним лежала его шляпа. Можно было подумать, что он положил ее туда, а потом лег спать, но люди не спят, уткнувшись лицом в траву, в таком знойном, неуютном месте. Она приблизилась.

— Послушайте, мистер, — окликнула она. — Эй, вы… вы ранены?

Мужчина в траве сел и взглянул на девушку. Он рассмеялся. Это был Мелвил Стонер, тот самый человек, о котором она только что думала и, думая о котором, пришла к окончательному выводу о бесполезности ее поездки в Уиллоу-Спрингс. Мужчина встал и поднял, шляпу.

— Здравствуйте, мисс Розалинда Уэскотт, — приветливо произнес он.

Он взобрался на низкую насыпь и подошел к девушке.

— Я знал, что вы приехали на побывку домой, но что вы здесь делаете? спросил он и добавил: — Какая удача! Теперь я буду иметь удовольствие идти домой с вами. Вряд ли вы можете не разрешить мне сопровождать вас, после того как окликнули меня подобным образом.

Они пошли рядом вдоль путей. Стонер держал шляпу в руке. Розалинде казалось, что он похож на огромную птицу, мудрую старую птицу. «Пожалуй, на ястреба», — подумала она. Некоторое время Мелвил Стонер молчал, потом заговорил, объясняя, почему он лежал, уткнувшись лицом в траву. В его глазах мелькала усмешка, и Розалинда спрашивала себя, не смеется ли он над ней, как смеялся над вдовой, владелицей кур.